* * *
Над палаццо грянул гром. Названия книг заплясали у меня перед глазами, так что я не мог сфокусировать взгляд. Ладонью я смахнул книги с полки. Они с грохотом посыпались на иол. Хрустальная люстра надо мной зазвенела. Я стал сбрасывать книги с других полок, раздирая корешки, вырывая страницы. Меня обуяла убийственная ярость, я сатанел от злости. Вскоре вся отборная библиотека Крейса высилась на полу беспорядочной грудой, представлявшей собой пирамиду из выдранных страниц, измятой кожи и скрученных корешков.
Ослабевший, мучимый тошнотой, я пробрался через валявшиеся на полу книги к креслу Крейса, смахнул с него несколько вырванных страниц и сел, опустив голову в ладони. Чего хотел добиться Крейс? Какую подлую игру он ведет даже теперь, после смерти? Я несколько раз глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Я знал, что ни в спальне Крейса, ни в его кабинете нужной мне книги нет, а в гостиной я проверил все полки. На кухне, в портего и в ванной книг вообще не было. Единственное место, где я еще не искал, — по сути, единственная часть палаццо, куда я вообще ни разу не заходил, не считая затопленного нижнего этажа, — это верхний этаж. Теперь, когда Крейс был мертв, у меня впервые появилась возможность подняться туда.
Я покинул гостиную и остановился у лестницы, которая вела на верхний этаж. Подтягивая раненую ногу, я стал медленно взбираться по этой лестнице, прислушиваясь к завыванию ветра на улице. На верхней площадке путь мне преградила изъеденная личинками древоточца старая тонкая дверь. На ней висел небольшой замок. Я дернул замок, пытаясь его сорвать. Не получилось. Раздосадованный, я, как мог, разбежался и попытался плечом выбить дверь, вложив в удар всю свою обиду и злость на Крейса. Дерево затрещало, но замок остался на месте. Я сделал глубокий вдох и опять бросился на дверь, стиснув зубы от пронзившей все тело дикой боли. Я услышал, как замок упал на пол, а дверь стукнулась о стену.
Огромное помещение было темным и, как и говорил Крейс, абсолютно пустым. Я стал шарить руками по стене, ища выключатель. Мои ладони опутала паутина. Наконец выключатель я нашел. Лампочка, свисавшая с середины потолка, мигнула и погасла. Комната погрузилась в темноту. Проклятье. Придется возвращаться за фонариком в кабинет Крейса.
Я вернулся на лестницу, осторожно спустился вниз, прошел, хромая, по портего, держась за стенку, добрался до спальни Крейса, прошел в кабинет. Крейс лежал в том же положении. Кожа его приобретала мертвенный оттенок, лужа крови под ним начинала темнеть. Я перешагнул через мусор, нашел свой фонарик, откатившийся к столу, поднял его, вытер, словно на нем была кровь или отпечатки пальцев убийцы, и вернулся на пустой верхний этаж.
Посветил фонариком в темноту, но его луч не выхватил ничего, кроме голых стен, облупившейся штукатурки и грязи. Когда свет фонаря озарил дальний угол у окна, выходившего на канал, я услышал шорох. Это разбегались крысы, спеша скрыться в своих убежищах. Я шагнул в пустоту и пошел вперед, высматривая книгу. На лицо мне налипала паутина. Потом что-то сверкнуло надо мной. Я направил фонарик на потолок и увидел искусно выполненный золотой восьмиугольник — блестящий, несмотря на глубоко въевшуюся грязь, копившуюся на его поверхности многие годы, — в обрамлении, как мне показалось, складок разлагающейся плоти и десятков отрубленных детских голов. Ошеломленный, сбитый с толку тем, что я увидел, я попятился и, споткнувшись обо что-то, упал. От неожиданности я выронил фонарик, и меня окутал мрак. В сознании сразу вспыхнули картины того, что произошло в Дорсете. Бархатная темнота. Острые края камня в моей ладони. Окровавленное лицо Лавинии, ее кожа утыкана сверкающими осколками стекла.
Я услышал, как крысы, внезапно осмелев в темноте, побежали ко мне. Я ползал на коленях по пыльному полу, шарил вокруг, пытаясь найти свой фонарик. Моя рука наткнулась на что-то. Это что-то двигалось.
Я дернул ногой, прогоняя крысу, и наступил на какой-то предмет. Я медленно потянулся к нему, боясь, что опять дотронусь до одной из этих мерзких тварей. Моя ладонь окунулась в слой пыли, нащупала что-то цилиндрическое. Это был мой фонарик. Я поднял его, встряхнул и посветил на пол. Крысы мгновенно разбежались по темным углам комнаты, которая больше напоминала огромную подземную гробницу, чем бывшее жилое помещение на верхнем этаже величественного палаццо. Как только луч фонарика прорезал мрак, я заметил на полу что-то еще. Я с трудом поднялся, меня опять тошнило. Я прикусил губу и двинулся вперед. Приблизившись к предмету, я увидел, что это книга. Я поднял ее и прочитал название: «Непристойности Кориата». Удовлетворение при виде книги, которую я искал, мгновенно сменилось дурным предчувствием. У меня мелькнула мысль, что лучше бросить книгу на пол, оставить ее гнить среди грязи и крыс, а самому бежать из палаццо, пока не поздно. Но потом я понял, что это невозможно. Я должен узнать все. Я должен найти рукопись Крейса.
Я, хромая, направился назад к лестнице и по пути посветил на потолок. То, что так напугало меня, — бессчетное количество отрубленных детских голов, — оказалось старинным панно из лепнины, изображавшим крылатых мальчиков, державших большой кусок ткани. Я сделал глубокий вдох и пошел к выходу. Стал медленно спускаться по лестнице, каждый мой шаг пронзительной болью отдавался в травмированной ноге.
Сойдя с последней ступеньки, я отряхнулся и сел. Открыл книгу. Между двумя тонкими страницами лежало еще одно письмо, гораздо более длинное, чем два предыдущих. Оно тоже было написано мелким неразборчивым почерком Крейса.
Дорогой Адам!
Во-первых, благодарю вас за то, что вы сделали. Это благословенное избавление. Я утратил вкус к жизни и уже давно думал, как бы лучше уйти в мир иной. Мне всегда казалось, что самоубийство — это слишком банально. Вы не находите? А вот убийство — выход куда более интересный. Простите за плоскую шутку, но если уж помирать, так с музыкой.
Также хочу отдать должное вашей изобретательности. Честно говоря, вы превзошли мои ожидания. Нужно обладать хорошим нюхом, чтобы найти это письмо. Из вас вышла бы прекрасная ищейка. Кто бы мог подумать, что вы раскопаете столько сведений обо мне? Хотя, должен признать, некоторые из ваших методов — как бы лучше выразиться? — несколько нетрадиционны.
К несчастью, все же ума вам немного недостает, мой милый мальчик. Я догадался о вашем «проекте» почти сразу же после вашего появления. Неужели вы думали, что я настолько слеп? Я знал о тех письмах — от Лавинии Мэддон и от Шоу — задолго до того, как вы переступили порог этого палаццо. С их помощью я устроил вам маленький экзамен, который вы, к сожалению, провалили. Что касается всех тех жалких уловок — например, когда вы пытались заполучить ключ от почтового ящика, — даже не знаю, о чем вы думали. Пусть я стар и зрение у меня уже не то, что раньше, но я далеко не глуп. Конечно, вы страшно разочаровали, разозлили меня; я даже хотел избавиться от вас. Но потом подумал: почему бы немного не позабавиться? Да и как я мог выгнать вас, юношу, который так сильно напоминал мне Криса — моего золотого мальчика?
Увидев вас в первый раз — когда вы принесли свое письмо, — я подумал, что это призрак явился мне из каналов, дабы нарушить мой покой. Или что я схожу с ума. Я должен был убедиться. И, когда вы пришли на собеседование, я понял, что ошибки быть не может. Сходство было разительное, и посему, как я и сказал вам, мне пришлось уволить юношу, которого я нанял до вас.