— Вы до сих пор берете Амунда к себе на выходные? — внезапно спросил он.
— Ну, вообще-то он должен бывать у нас каждые вторые выходные, — сказала Ингер Йоханне, удивленная вопросом. — Но сейчас, когда у нас маленький ребенок, не всегда получается. Сначала Ингвар брал ребенка в основном для того, чтобы разгрузить своего зятя.
— Нет, — возразил Зигмунд.
— Что? — Она обернулась к нему.
— Не потому, — спокойно ответил он. — Я много разговаривал с Бьорном в тот период. Ну, с зятем.
— Я знаю, как зовут зятя Ингвара.
— Ну да. Во всяком случае... сначала это было больше нужно Ингвару. Нужно было помочь ему найти что-то, ради чего стоит жить. Мы очень беспокоились, понимаешь. Мы с Бьорном ужасно беспокоились. И теперь я рад... — Он допил коньяк одним глотком и с улыбкой обвел взглядом кухню. — Это очень хороший дом, — неожиданно торжественным голосом сказал он, глаза его увлажнились.
Ингер Йоханне покачала головой и тихо засмеялась. Она уперла руки в бока, склонила голову на плечо и с улыбкой смотрела на него. Зигмунд отмерил себе здоровенную порцию, закрыл бутылку, хлопнув по пробке.
— Ну, всё. На сегодня хватит. За тебя, Ингер Йоханне. Я должен сказать, что ты хороший человек. Если бы я мог каждый день приходить домой к жене и знать, что ее интересует то, чем я занимаюсь на работе! Если б она в этом разбиралась, как ты... Ты замечательная! За тебя.
— А ты чудак, Зигмунд.
— Да нет. Просто пьяный слегка.
Он поднял бокал перед Ингваром, который триумфально похлопал в ладоши у себя над головой.
— Один младенец, одна девятилетка и одна безобразная дворняга спят как убитые. Все сухие и в отличном состоянии, — доложил Ингвар и плюхнулся на свой стул. — Празднуешь что-то, Зигмунд? В понедельник?
— Да, а что? В жизни не так уж много праздников, — сказал Зигмунд, начиная икать. — Но ты, Ингер Йоханне...
— Да?
— Если бы ты представила себе ужаснейшего из возможных... самого сложного в мире серийного убийцу... ну то есть, которого сложно поймать. Если бы тебе нужно было создать профиль идеального серийного убийцы, как бы он выглядел?
— Вам двоим мало проблем с настоящими преступниками? — спросила она, наклоняясь к столу.
— Ингер Йоханне, давай! — засмеялся Ингвар. — Расскажи. Расскажи, каким бы он был.
Свеча на подоконнике догорала с горячим шипением, отражаясь в темном стекле. Ингер Йоханне нашла новую свечу, вставила ее в подсвечник и зажгла. Она постояла несколько секунд, глядя на пламя.
— Это была бы женщина, — медленно сказала она. — Просто потому, что мы обычно представляем себе мужчину. Нам непривычно видеть воплощение зла в женском обличье, как ни странно. А ведь история доказывает, что женщины могут быть чрезвычайно жестокими.
— Женщина, — кивнул Ингвар. — Что еще?
Ингер Йоханне повернулась к ним и начала перечислять, загибая пальцы:
— Хорошо образованная, конечно, и к тому же начитанная, умная, хитрая и наглая. Ну, они обычно такие и бывают. Но хуже всего, если...
Она выглядела так, как будто вдруг подумала о чем-то совсем другом и пыталась поймать ускользающую мысль. Мужчины небольшими глотками допивали коньяк, с улицы доносились голоса играющих мальчишек. У соседей погасили свет, темнота за кухонным окном стала ближе, отражения отчетливее.
— Вот что я вам скажу, — неуверенно попыталась объяснить она, поправляя очки указательным пальцем. — Это дело вызывает у меня какое-то ощущение дежавю. Я только не могу... — Она изучающе посмотрела на пламя свечи. Оно танцевало в сквозняке от окон, заменить которые у них до сих пор не хватало денег. Быстрая улыбка промелькнула на лице Ингер Йоханне. — Забудьте. Это наверняка какая-то ерунда.
— Дальше, — попросил Зигмунд. — Пока ты только перечислила очевидное. Что еще нужно, чтобы эту женщину, о которой ты говоришь, невозможно было поймать? Разве они все не сумасшедшие в той или иной степени?
— Не сумасшедшие. — Ингер Йоханне уверенно покачала головой. — Помешанные, это понятно. Я согласна, что она страдает какой-то формой расстройства личности. Но она точно не сумасшедшая. С уголовной точки зрения, убийцы очень редко бывают невменяемыми. А что до того, почему ее невозможно было бы поймать, если только не застать на месте преступления...
— Чего эта суперженщина, конечно, не допустит, — перебил Ингвар, потирая шею.
— Именно, — кивнула Ингер Йоханне.
Мальчишки ушли дальше. В домах на улице Хёугес гасло все больше и больше окон. Внизу наконец-то все затихло. Только один из вечных котов поныл в саду, прежде чем исчезнуть. Ингер Йоханне ловила себя на том, что она чувствует защиту этого дома; в первый раз с тех пор, как они переехали, она окончательно почувствовала себя дома. Она удивленно провела ладонью по крышке стола. Палец наткнулся на зарубку — Кристиане играла с ножом, когда на нее никто не смотрел. Ингер Йоханне оглядела кухню: на деревянных панелях были царапины от усердных когтей Джека, на паркетном полу — от полозьев колыбели Рагнхилль, на стене под подоконником Кристиане нарисовала бледно-красным фломастером небоскреб.
Она втянула ноздрями воздух. Пахло едой, чистым младенцем и немножко — собакой. Слабый запах коньяка донесся до нее, когда Ингвар сделал последний глоток. Она наклонилась, чтобы поднять разноцветную погремушку в углу возле посудомоечной машины, и заметила, что Кристиане написала на плинтусе свое имя косыми странными буквами.
Мы наконец-то устроились, подумала Ингер Йоханне. Теперь мы дома.
— Самое ужасное, — сказала она, потряхивая улыбающейся головой льва с зубным кольцом и разноцветными лентами, — это немотивированность убийств.
Она глубоко вдохнула, отложила игрушку, сняла очки и уголком блузки попыталась оттереть с них брызги жира и следы детских пальцев. Она посмотрела на Зигмунда, близоруко сощурившись, и повторила:
— Убийство, раскрыть которое сложнее всего, — это убийство, совершаемое без мотива. Умный осторожный убийца, у которого нет ни единого основания желать жертве зла. Расследование начинают с того, что находят мотивы преступления. Даже душевнобольного серийного убийцу можно найти, потому что сам абсурд и очевидная случайность выбора жертв будет иметь ту или иную форму — форму скрытого узора, связи. Когда же нет никаких оснований, никаких связей, никакой логики — какой бы она ни была извращенной, — нам ставят мат. Убийца такого типа может оставлять нас в дураках... вечно.
Свеча на подоконнике вспыхнула сильнее и погасла. Ингер Йоханне надела очки и поплотнее закрыла окно.
— Но о таких чудовищах я вообще-то никогда не слышала, — легко сказала она. — Я ложусь спать. У вас есть еще какие-то вопросы, пока я не ушла?
— Никаких.
Рудольф Фьорд мыл ванную комнату.
Было три часа ночи со среды на четверг. Высокий худой мужчина, стоя на четвереньках, тер зубной щеткой с нашатырным спиртом швы плиточного пола. От вони жгло в носу. Он кашлял, ругался, драил пол и споласкивал его горячей водой, обжигавшей руки. Уборка была в самом разгаре. Плиты от раковины до унитаза были теперь обрамлены вычищенными светло-серыми швами, которые отчетливо выделялись на синей со стальным отливом керамике. Странно, что ванная может стать такой грязной меньше чем за полгода. Надо почистить и стены тоже, подумал он, вытирая нос рукой. Вынуть все из шкафов и вымыть ящики. Даже внутренней поверхности бачка не избежать уборки. Оставалось еще много часов, до того как нужно будет идти на работу.