— Я правда не такой! Вы должны мне верить!
Ингвар качался на стуле, заложив руки за шею. Погладил большими пальцами складки кожи. Жесткая щетина царапала пальцы. Спинка стула ритмично ударяла по стене. Он молча изучал молодого человека. Лицо было абсолютно спокойным, как будто он ждал чего-то и скучал.
— Вы должны мне верить, — настаивал Тронд. — Я никогда не спал ни с какими... с другими мужчинами. Честное слово! И в тот вечер это был самый последний раз! Я собирался жениться, и...
Крупные слезы покатились по его лицу. Из одной ноздри свисали сопли. Он вытирал лицо рукой и никак не мог перестать плакать. Его плач был похож на рыдания маленького ребенка. Ингвар качался и качался. Стул ударял в стену. Вам. Вам. Вам.
— Вы не могли бы перестать? — попросил Тронд. — Пожалуйста.
Ингвар продолжал качаться, не произнося ни слова.
— Я так напился, — всхлипывая, сказал Тронд. — Я был смертельно пьян уже в девять вечера. Я давно не видел Ульрика, поэтому... Около половины одиннадцатого мне понадобилось подышать. Я вышел из паба, и у меня немного прояснилось в голове. Ну и там было не так далеко. До улицы Витфельдс. И вот...
Передние ножки стула Ингвара со стуком опустились на пол. Молодой человек резко дернулся. Пластиковый стаканчик с водой, из которого он пил, опрокинулся. Полицейский рванул к себе письма. Он снял резинку и еще раз просмотрел конверты, не открывая их. Потом осторожно скрепил и сунул пачку в серую папку с документами. Тронд не узнавал приветливого полицейского, каким тот был на следственном эксперименте. В его глазах невозможно было ничего прочесть, и он так мало говорил.
— Это было так трудно... рассказать... — робко проговорил Тронд, судорожно дыша. — Ульрик... Я собирался! Я хотел рассказать всю правду, но когда я понял, что вы считаете, что я был в кабаке весь вечер, то я подумал... Вы не можете что-нибудь сказать? — жалобно спросил он, резко наклонился вперед и уперся ладонями в крышку стола. — Хоть что-нибудь?
— Говорить здесь должен ты.
— Но мне нечего! Я правда ужасно жалею, что не рассказал все сразу, но я... Я любил Вибекке! Я ужасно по ней скучаю. Мы должны были пожениться, и я был так... Вы мне не верите!
— Здесь и сейчас не очень важно, во что я верю или не верю. — Ингвар потянул себя за мочку уха. — Но меня очень интересует, как надолго ты уходил с того мальчишника.
— На полтора часа, я же сказал. С половины одиннадцатого до двенадцати. До полуночи. Честное слово. Спросите остальных. Спросите моего брата.
— Они, очевидно, ошибались, когда мы разговаривали с ними в последний раз. Или врали, все вместе. Они утверждали, что ты был там целый вечер.
— Они думали, что я там был. Все напились, и я отсутствовал не так уж долго. Я должен был рассказать все сразу, но я был... это было неудобно. Я собирался жениться.
— Это мы знаем, — резко прервал его Ингвар. — Ты уже несколько раз это повторил. Ты думал, что тебе удастся провернуть это без всяких последствий. — В его голосе зазвучал металл. — Ведь так?
Он поднялся, сложил руки за спиной и прошелся по комнате. Тронд согнулся, наклонил голову и опустил плечи, как будто боялся, что его ударят.
— Что интересно, — сказал Ингвар, — так это то, что ты рассказал, чего мы не знали.
Тронд больше не плакал. Он вытер сопли и слезы уголком рубашки и казался скорее сбитым с толку, чем отчаявшимся.
— Я не совсем понимаю... — удивленно произнес он и посмотрел Ингвару прямо в глаза. — Вы наверняка говорили с Ульриком...
— Ты ошибаешься, — уверил его Ингвар. — Ульрик не хочет с нами разговаривать. Он сидит в камере в главном отделении в Грёнланде и помалкивает. У него, конечно, есть на это право. Помалкивать. Так что о том, что ты наврал про свое алиби, мы не знали. До сих пор.
— В камере? Что он сделал? Ульрик?
Ингвар остановился в метре от Тронда. Он поставил локоть правой руки на ладонь левой и задумчиво потер переносицу.
— Ну ладно, Тронд, ты все-таки не такой дурак.
— Я...
— Да-да, что ты?
— Честное слово, я не понимаю, о чем вы.
— Ммм. Да? Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты, общаясь с Ульриком... более чем близко, я бы сказал... — Ингвар кивнул на папку с документами. Письма немного высовывались из нее. Лицо Тронда побагровело. — Ты ничего не знал о том, что Ульрик употребляет наркотики? Мне очень сложно в это поверить.
Тронд выглядел так, будто перед ним возник сам черт, с рогами и горящим хвостом. Он вытаращил глаза, приоткрыл рот, из носа снова потекло, и он не предпринимал никаких попыток его вытереть. Он пытался что-то сказать, но получались только бессмысленные междометия. Ингвар, не пытаясь ему помочь, задумчиво покусывал костяшки пальцев.
— Наркотики! — выговорил наконец Тронд. — Я даже не подозревал! Клянусь!
— У меня дома есть маленькая дочка, — сказал Ингвар и начал расхаживать взад-вперед длинными шагами от стены до стены в маленькой комнате для допросов. — Ей почти десять, и у нее фантазия, которой можно только позавидовать. — Он остановился и улыбнулся. — Она постоянно врет. Так вот, ты произносишь «клянусь» и «честное слово» даже чаще, чем она. Это, мягко говоря, не придает правдоподобия твоему рассказу.
— Я сдаюсь, — произнес Тронд, и похоже было, что он говорит серьезно; откинулся на спинку стула и повторил: — Я, черт побери, сдаюсь!
Его руки повисли вдоль тела, голова запрокинулась, глаза закрылись, ноги широко расставлены — ну точь-в-точь долговязый тинейджер.
— О том, что Ульрик занимается проституцией ты, конечно, тоже не знал, — сказал Ингвар спокойно, пристально вглядываясь в лицо Тронда, пытаясь уловить малейшие признаки волнения.
Никакого эффекта: Тронд Арнесен сидел с полуоткрытым ртом, широко расставленными коленями и покачивающимися руками.
— Естественно, не самой дешевой, — сказал Ингвар. — Но этого ты, конечно, тоже не мог знать, потому что наверняка никогда ему не платил.
Тронд снова никак не отреагировал. Сидел без движения, даже руки перестали шевелиться. Только подергивание век выдавало его внимание к происходящему. В тесной комнате для допросов слышались только ровное дыхание Ингвара и шум вентиляционной системы.
— Тебе не стоило писать эти письма, — тихо и яростно, сам не понимая, на что злится, сказал Ингвар. — Если б не они, сидел бы сейчас дома. Мы бы тебе сочувствовали. Рано или поздно к тебе вернулось бы желание жить. Ты молодой. Но тебе обязательно нужно было написать эти письма. Не очень-то умно, Тронд.
Я злюсь на него, подумал Ингвар, вынимая алюминиевый футлярчик с сигарой из нагрудного кармана, за мое разочарование. Почему я разочарован? Потому что он врал? Потому что у него были тайны? Но ведь все врут. У всех есть тайны. Нет ни одного человека, в жизни которого не было бы тайного позора, который был бы ничем не запятнан. Я наказываю его не за отсутствие нравственных принципов, для этого я слишком многое видел и слишком многое понял. Я наказываю его за то, что дал себя обмануть. Один раз я решил поверить. Мошенничество, уклончивость и вранье — моя работа. Но в этом парне что-то было. Что-то наивное. Настоящее. Но я ошибся, и наказываю его за это.