Заведующая секретариатом министра юстиции была одна в конторе. Из стального шкафа в архиве она достала три толстых регистратора. Желтый, синий и красный. Положила их на стол министра, а затем включила кофеварку. Отнесла в кабинет ручки, карандаши, блокноты. Сноровистыми движениями запустила три компьютера — свой собственный, министра юстиции и его зама. Взяла со своего стола секундомер и вернулась в архивное помещение. Без особого труда сдвинула в сторону один из стеллажей, за которым обнаружилась панель с красными цифрами. Включила секундомер. Набрала десятизначный код, засекла время. Через тридцать четыре секунды ввела новый код. Глядя на секундомер, выждала полторы минуты и набрала еще одну цифровую комбинацию. Дверца открылась.
Она вынула из сейфа серый ящичек, после чего заперла дверцу, проделав все процедуры в обратном порядке, и закрыла архив.
До конторы она добралась ровным счетом за шесть минут. Они с мужем ехали в Бэрум к племяннице, собирались провести денек в Эвьеской школе, отдохнуть, закусить, но тут зазвонил мобильник. Увидев номер на дисплее, она сразу попросила мужа свернуть с кольцевой магистрали, и он, не задавая вопросов, отвез ее в правительственный квартал.
Она приехала первой.
И сейчас медленно опустилась в кресло, пригладила волосы.
Код четыре, сказал голос по телефону.
Вероятно, учения, из тех, что регулярно проводились последние три года. Скорей всего, учения.
Семнадцатого мая?
Учения в день национального праздника?
Секретарь вздрогнула — дверь в коридор с шумом распахнулась, вошел министр юстиции. Он не поздоровался, шел энергичными короткими шагами, будто с трудом сдерживался, чтобы не побежать.
— Для таких случаев у нас предусмотрены стандартные процедуры, — сказал он чуть слишком громко. — Все как полагается?
Говорил он так же, как шагал, отрывисто, твердо. Секретарь не была уверена, что вопрос адресован ей, а не троим мужчинам, вошедшим следом за министром, но на всякий случай кивнула.
— Отлично, — бросил министр юстиции, направляясь в кабинет. — У нас есть стандартные процедуры. И они уже запущены. Когда приедут американцы?
Американцы, подумала заведующая секретариатом, чувствуя, как ее бросило в жар. Американцы. Невольно она взглянула на толстую папку с перепиской по поводу визита Хелен Бентли.
Начальник Службы безопасности полиции Петер Салхус задержался в приемной, подошел к заведующей, протянул руку.
— Давненько не виделись, Беата. И лучше бы нам встретиться при других обстоятельствах.
Она встала, разгладила юбку, пожала протянутую руку.
— Я совершенно не понимаю… — Голос сорвался, она закашлялась.
— Скоро, — сказал он, — скоро ты все узнаешь.
Рука у него была теплая, сухая. На миг она задержала ее в своей, словно крепкое пожатие
Салхуса внушало ей необходимую уверенность. Потом коротко кивнула.
— Ты достала серый ящичек?
— Да.
Она протянула ему ящичек. Всю связь в офисе министра можно было засекретить, закодировать и исказить без дополнительной аппаратуры. Да и в этом необходимость возникала редко. Она успела забыть, когда ее последний раз просили это сделать. Иной раз так бывало при беседах с министром обороны, вероятно на всякий случай. А вот серый ящичек предназначался для чрезвычайных ситуаций. Однако до сих пор таких ситуаций не случалось. Разве что во время учений.
— И вот еще что… — Салхус рассеянно вертел ящичек в руках. — Это не учения, Беата. Так что приготовься задержаться тут на некоторое время. Кстати… Кто-нибудь знает, что ты здесь?
— Муж, разумеется. Мы…
— Не звони ему пока. Повремени с этим, и подольше, ладно? Слухи и без того быстро распространяются. Стало быть, нам необходимо выиграть как можно больше времени. Мы созвали Совет национальной безопасности и хотим обсудить все это, прежде чем… — Он улыбнулся, но глаза не смеялись.
— Кофе? — спросила она. — Может, принести напитки?
— Сами справимся. Кофе там? — Он подхватил кофейник.
— Чашки, стаканы и минеральная вода на столике в кабинете, — сказала секретарь.
Последнее, что она услышала перед тем, как за начальником Службы безопасности закрылась дверь, был срывающийся на фальцет голос министра юстиции:
— У нас же существуют стандартные процедуры! Неужели никто не связался с премьер-министром? А? Господи боже мой, куда подевался премьер-министр? Есть же стандартные процедуры!
Все стихло. Толстые стекла окон не пропускали даже шум автомобильного кортежа выпускников, который остановился посреди Акерсгата, прямо напротив Министерства культуры.
Там во всех окнах было темно.
Ингер Юханна Вик не представляла себе, как переживет этот день, и так с нею бывало каждое 17 Мая. В руках она держала блузку от Кристианина национального костюма. В этом году она предусмотрительно купила дочке лишнюю смену. Первая была перепачкана уже в половине восьмого. Да и здесь на рукаве красуется пятно от варенья, а к воротнику прилип раскисший кусок шоколада. Десятилетняя девочка голышом танцевала по комнате, тоненькая, щуплая, взгляд, как обычно, бегает вокруг, ни на ком и ни на чем не останавливаясь.
Без малого половина одиннадцатого, времени в обрез.
— Рождество, — напевала девочка, — на дворе. Ангелочки в серебре. Здравствуй, елочка нарядная, зеленая, пусть Господь на тебя поглядит и мир тебе подарит.
— Ты малость спутала даты, — засмеялся Ингвар Стубе и потрепал падчерицу по волосам. — Семнадцатого мая, знаешь ли, песни другие. Ты не видела мои запонки, Ингер Юханна?
Она не ответила. Надо было сразу выстирать первую блузку и пропустить через сушилку, тогда бы ребенок отправился на праздник в чистой одежде.
— Нет, ты только посмотри! — пожаловалась она, показывая Ингвару блузку.
— Чего ты расстраиваешься, — отозвался он, продолжая искать запонки. — У Кристианы в шкафу полно белых блузок.
— Полно? — Она закатила глаза. — Ты представляешь себе, сколько мои родители выложили за этот чертов костюм? И вообще, ты отдаешь себе отчет, как обидится мама, если мы наденем на Кристиану самую обыкновенную блузку?
— Младенец в Вифлееме родился, — нараспев тянула Кристиана, — гип-гип ура, гип-гип ура!
Ингвар взял блузку. Осмотрел пятна.
— Это я мигом ликвидну, — сказал он. — Пять минут — и дело в шляпе. Чуточку порошка и фён. К тому же ты недооцениваешь собственную мать. Уж она-то прекрасно знает Кристиану. Одевай Рагнхильд, через пятнадцать минут выходим.
Рагнхильд, которой было год и четыре месяца, сосредоточенно играла в углу комнаты разноцветными кубиками. И совершенно не обращала внимания на пение и танцы сестры. На удивление осторожно ставила кубики один на другой и просияла, когда башня достала ей до подбородка.