Закрыв лицо руками, Ал Муффет сидел на крыльце своего живописного новоанглийского дома.
Что я наделал? Вдруг я ошибся? Вдруг все это роковое случайное недоразумение? Почему ты ничего не сказал, Файед? Почему не ответил, пока еще было не поздно?
Можно отогнать машину на старое, полуразвалившееся гумно. Девочки вряд ли пойдут туда, насколько ему известно, одичавшие кошки котят там не выводили. А Луизу лишь котята могли заманить на старое гумно, где полно паутины и пауков, которых она до смерти боится.
Ал даже плакать не мог. Ледяные когти сжимали сердце, он и думал-то с трудом, а говорить и вовсе не мог.
Да и с кем говорить?
Кто мне теперь поможет?
Он попробовал выпрямиться, перевести дух.
Над почтовым ящиком развевался флажок.
Файед говорил о каком-то письме. О письмах.
Он кое-как встал. Надо отогнать машину. Убрать последний след Файеда Муффасы и взять себя в руки, чтобы встретить дочерей. Уже три часа, а по крайней мере Луиза вернется рано.
На ватных ногах он спустился к калитке, к почтовому ящику. Огляделся по сторонам. Ни души кругом, только где-то вдали визжит мотопила.
Он открыл ящик. Два счета и три одинаковых конверта.
Алу Муффету для передачи Файеду Муффасе.
И адрес. Три одинаковых, довольно толстых конверта, присланных для Файеда на его адрес.
Зазвонил мобильник. Ал сунул письма обратно в ящик, взглянул на дисплей. Номер незнакомый. Весь этот жуткий день никто ему не звонил. Да он и не хотел ни с кем разговаривать. Не был уверен, есть ли у него вообще голос, и, пихнув телефон обратно в нагрудный карман, забрал письма и медленно пошел к дому.
Но звонивший не сдавался.
Ал остановился возле крыльца, сел.
Нужно собраться с силами, а потом перегнать эту окаянную машину.
Телефон упорно звонил. Невыносимый звук, высокий, пронзительный, прямо мороз по коже. Ал нажал кнопку с зеленым значком.
— Алло, — сказал он, едва слышно. — Алло!
— Али? Али Сайд?
Он не отвечал.
— Али, это я. Хелен Лардал.
— Хелен, — прошептал он. — Как…
Телевизор он не смотрел. Не слушал радио. Не подходил к компьютеру. Весь день с отчаянием думал о смерти брата и пытался представить себе, что теперь будет с дочерьми. И тут он наконец заплакал.
— Али, выслушай меня. Я в самолете над Атлантикой. Поэтому связь плохая.
— Я не предавал тебя! — крикнул он. — Я обещал не предавать и сдержал слово.
— Я верю тебе, — спокойно сказала она. — Но ты, конечно, понимаешь, что нам необходимо как следует во всем разобраться. Поэтому в первую очередь сделай вот что…
— Это был мой брат, — сказал он. — Мой брат говорил с матерью, когда она умирала, и…
Он осекся, вздохнул. Вдали слышался гул мотора. За холмом с большими кленами взметнулась туча пыли. Глухой рокот заставил его глянуть на запад. Над деревьями кружил вертолет. Пилот явно искал место для посадки.
— Слушай меня, — сказала Хелен Бентли. — Слушай меня!
— Да. — Ал Муффет встал. — Я слушаю.
— К тебе приедут из ФБР. Не бойся, ладно? Они получили приказ непосредственно от меня. И просто поговорят с тобой. Расскажи им все. Раз ты не замешан, все будет хорошо. Все. Обещаю.
Черный автомобиль вырулил на подъездную дорожку и медленно направился к нему.
— Не бойся, Али. Расскажи им все как есть.
Разговор оборвался.
Машина остановилась. Из нее вышли двое мужчин в черном. Один с улыбкой протянул ему руку.
— Al Muffet, I presume? [70]
Ал пожал руку, теплую, крепкую.
— Я слышал, вы друг госпожи президента, — продолжал фэбээровец, задержав его руку в своей. — А друг президента — мой друг. Может, пройдем в дом?
— Я думаю, — сказал Ал Муффет, сглотнув, — я думаю, вас заинтересует вот это.
Он протянул агенту конверты. Тот безучастно посмотрел на них, потом взял за самый край и сделал коллеге знак принести пакет.
— Файед Муффаса, — быстро прочел он, склонив голову набок. — Кто это?
— Мой брат. Он лежит в подвале, в сундуке. Я убил его.
Агент ФБР долго смотрел на него.
— Думаю, лучше зайти в дом, — сказал он, похлопав Ала Муффета по плечу. — Похоже, нам во многом нужно разобраться.
Вертолет приземлился, и наконец настала тишина.
Четверг 19 мая 2005 года близился к концу, через час он уйдет в прошлое. День выдался по-летнему жаркий, и даже сейчас, поздним вечером, было очень тепло и безветренно. Ингер Юханна распахнула в гостиной все окна. Она выкупалась вместе с Рагнхильд, которая была совершенно счастлива и от усталости мгновенно заснула, как только очутилась в собственной привычной кроватке. Сама Ингер Юханна радовалась не меньше, чем годовалая кроха. Приехать домой — вроде как очищение, так ей казалось. Переступив порог, она чуть не расплакалась от облегчения. Их довольно надолго задержала Служба безопасности полиции, и в конце концов Ингвар призвал Петера Салхуса и пригрозил в клочья порвать все бумаги с обязательством хранить молчание, какие они подписали, если их сию минуту не отпустят домой.
— Во всяком случае, мне думается, на детях можно ставить крест, — сказал Ингвар. Расставив ноги, он ковылял по комнате в пижамных брюках, на всякий случай разрезанных в шагу. — Никогда в жизни я не испытывал такой боли.
— Попробовал бы рожать, — усмехнулась Ингер Юханна и похлопала по сиденью дивана. — Врач сказал, все пройдет. Попробуй-ка сесть.
— …следовательно, имел место заговор среди самих американцев. На пресс-конференции в Гардермуэне президент Бентли сообщила, что…
Телевизор был включен с тех самых пор, как они вернулись домой.
— Это пока точно не известно, — заметила Ингер Юханна. — В смысле, что замешаны только американцы.
— Они хотят, чтобы мы знали такую правду Как раз сейчас она выгоднее всего. Эта правда приведет к снижению цен на нефть, только и всего.
Ингвар охнул и осторожно, расставив ноги, сел на диван.
— …после трагического выстрела на ословской Крусес-гате, когда американец, агент ФБР Уоррен Сиффорд…
На экране, видимо, была паспортная фотография. Вид как у преступника — упрямое выражение лица, прищуренные глаза.
— …был застрелен наповал норвежским полицейским, имя которого не названо. Источники в американском посольстве в Норвегии сообщают, что число заговорщиков очень невелико и все они взяты под стражу.