Да, граф Бирманский.
Сейчас возможный будущий граф Бирманский, надев полную полевую форму, занимался тем, что сваливал деньги из огромной сейфовой комнаты у себя в кабинете в мешки. Мешки для мусора. Следовало насыпать денег в мешок, завязать горловину, затем поверх надеть второй мешок и снова завязать. Затем все это следовало положить в прочную сумку или рюкзак — у него было и то и другое — и подготовить к транспортировке.
На столе лежал автомат и разгрузка с торчащими из нее магазинами. Для такого случая у генерала был «козий рог» — так называли автомат «АК» в местах оных. С ним он познакомился еще в Легионе — и не считал необходимым менять его на что-либо.
Едва слышный рокот вертолетных лопастей привлек его, он завязал предпоследний мешок, бухнул его в большой егерский рюкзак. Взял автомат, подошел к окну.
Вертолет был небольшим, обтекаемым, элегантным — словно игрушка, правда, игрушка, стоящая очень дорого. «А109 Аугуста», итальянское производство. Генерал хорошо знал, кто летал на таком вертолете…
На столе рядом с автоматом рубиновым огоньком замигала рация.
— Пропустить, — бросил генерал в рацию.
И занялся последней партией денег. Надо было успеть…
Бывший примас Хорватии, бывший кардинал коллегии кардиналов Римской Католической церкви, кардинал Франко Коперник был напуган. Генерал хорошо это понимал — он, как собака, чувствовал чужой страх…
— Мир тебе, Франко! — поприветствовал он гомосексуального педофила и возможного хорватского претендента на папскую тиару. — Что-то у меня куда-то завалился дозиметр. Случайно не видишь?
— Господь да покарает тебя за твои шутки!
— Как покарал тебя? Хотя нет, тебя-то он не покарал…
— Помолчи! Молчи, не гневи господа!
Выпученные глаза, быстрая речь, нервное, постоянное движение рук. Да он сумасшедший! Генерал хорошо знал Коперника и считал его просто ревностным последователем Святой Церкви. Но теперь он понял, что Коперник — настоящий псих. Как те ребята, которые жгли людей на кострах Инквизиции.
— Мне было видение. Видение!
— Чего…
— Выслушай меня! Сам Господь явился ко мне! Сияющий! В окружении ангелов. И знаешь, что он мне сказал?!
— «Франко, завязывай с кокаином»?
— Нет! Он сказал мне: «Франко! Великое зло поселилось в Ватикане, се, спалю город огнем! Кара Господня! Кара Господня!»
— Ага.
— Он сказал мне: «Франко! Новый Град мой оснуй на политой кровью земле! Там, где любят меня! Там, где помнят меня!»
— Только не у меня дома.
— Аграм! Вот где будет новый храм! Вот где будет…
Коротко хохотнула автоматная очередь, первосвященник упал сначала на колени, а потом — на пол, вперед. В кабинет ворвались вооруженные охранники.
Генерал опустил оружие.
— Убрать, экселленц? — осведомился один из охранников.
— Не надо. Пусть лежит. Разберитесь с остальными. Только вертолет не повредите, он еще пригодится.
— Есть.
— Доброй удачи, пираты!
В этом сумрачном мире всегда желали друг другу только удачи. Но, в отличие от адмиральского салона, здесь, в тесном и душном складе на второй палубе, я был королем, почти равным Его Величеству, хотя так нехорошо говорить. Просто в мире специальных сил я был легендой. Первый офицер флотского спецназа, которому присвоили адмиральское звание. Пусть к тому моменту я был не спецназовцем, а дипломатом, послом, — все равно это ценно, до этого «капитан первого ранга» было потолком. Многие знали, что я с детства знал Его Величество и всегда использовал свою дружбу, когда это было нужно для получения флотом чего-то необходимого. Знали о том, что моему деду в конце концов присвоили звание «генерал-адмирал» — высшее звание на флоте, аналог армейского «фельдмаршал», до дедушки генералом-адмиралом был Александр Колчак. [14] Знали про мое пребывание на посту Наместника Персидского, как мы усмиряли взбаламученный кровопролитной гражданской войной край. Наконец, знали, что, несмотря на возраст, я вновь был принят на действительную службу для того, чтобы найти и убить генерала Абубакара Тимура, злейшего врага Империи. Только такие заслуги здесь и принимались — и никакие другие…
В помещении, которое наверняка раньше использовалось для хранения боеприпасов, горел насыщенный красный свет. Никакой другой не годился — по причине того, что белый свет может вывести из строя матрицы приборов ночного видения. По потолку гулко бухало: сапоги, цепи техников, цепляющих к палубе самолеты, механики со своими причиндалами, но здесь на это всем было плевать. На одной стороне летучими мышами распластались армированные комбинезоны для подводного плавания, у другой стены в рядок было составлено самое разнообразное оружие. «Морские котики» лежали на спальных мешках, читали на экранах наладонников или что-то писали там же…
— Адмирал на палубе, встать! — запоздало заорал кто-то.
Через пару секунд передо мной стоял небольшой строй молодых, но много повидавших людей.
— Вольно, пираты.
— Вольно! Рады вас видеть, господин вице-адмирал!
— Я тоже рад вас видеть. Все целы?
— Так точно!
— Боевые задачи?
— Пока — давить на массу.
— Вот это хорошо…
Я поманил пальцем командира — того самого сибирского паренька, группа которого неплохо отработала на Сицилии, выручила меня из большой переделки. Отошли в сторону.
— Группа боеготова?
— Так точно.
— Знаешь, что в Риме произошло?
— Так точно, доводили… — насторожился парень.
Им нельзя врать. Вообще своим солдатам нельзя врать, но этим — в особенности. Они умны. Они как морские пехотинцы, только очень умные. Они умеют анализировать информацию и делать выводы, потому что именно этим и приходится заниматься за линией фронта, на тысячу километров от своих. И они четко чувствуют ложь, как и все достаточно честные люди. Врать им нельзя…
— За этим как-то стоят немцы. Я сам не знаю как, но стоят. Один урод из них приказал меня списать как ненужного свидетеля, и если бы не другой немец, честный человек, меня бы не было в живых. Сейчас они заметают следы, прикрывают свою ж…