Двум остальным конвоирам повезло больше. Побросав оружие, они расползлись по углам и смотрели на нас глазами, круглыми от ужаса – того и гляди из орбит вывалятся.
Американец же не сдавался, скрежетал зубами, но сопротивлялся неведомому кошмару, ни с того ни с сего свалившемуся на нас. Из носа у него хлестала кровь, которую он безуспешно пытался остановить своими шариками. Понимаю его. Если такое кровотечение не остановить, через пару минут в мумию превратишься запросто. Предпочтительнее даже дождаться, пока Гебхард совместит мушку винтовки с твоей головой и нажмет на спуск, оно всяко быстрее получится.
Но такой исход был не по мне. Хоть и рвало меня на части изнутри, хоть и хотелось упасть, обхватить голову руками и выть, катаясь по полу, но мозги мои все-таки продолжали работать. Осознавал я, что это не болезнь какая-то свалилась на меня внезапно, а Зона крутит нас изнутри, выворачивает наизнанку, словно старый чехол от СВД. Говорят, что некоторые наркоманы, обожравшиеся ЛСД, чтобы не сойти с ума от жутких глюков, повторяют про себя: «Это происходит не со мной, это химия». Вот и я, шепча про себя, а может, вопя во все горло: – Это не во мне, это Зона! – шагнул к профессору и со всей дури ударил его кулаком в челюсть.
Мне повезло, что Гебхарда била крупная дрожь и он не успел нажать на спуск. Думаю, в этом случае вместо нас и бункера осталось бы жиденькое стальное пятно на земле от расплавленной арматуры, присыпанное сверху толстым слоем бетонной крошки. Но профессору не суждено было закончить жизнь самоубийством и утащить нас вместе с собой на тот свет. Винтовка вылетела у него из рук, а сам он рухнул на пол, словно куль с мукой. Чистый нокаут.
Но это было еще не все. Проклятая тоска грызла меня все сильнее и сильнее, аж черные пятна перед глазами замелькали. И пёрла она волнами от той самой супервинтовки, сейчас я чувствовал это особенно ясно…
Сотрясать хабар нельзя ни под каким видом, это любая «отмычка» знает. Но сейчас мне ничего больше не оставалось, как схватить за ствол проклятую винтовку и со всей дури шарахнуть ею об стену…
Ощущение было не из приятных, будто внутри черепа взрывпакет бабахнул. На мгновение мне показалось, что сейчас глаза из глазниц вылетят, как шарики из детского духового ружья. Но – обошлось, лишь легкий звон в голове остался. И сразу же отпустила тоска, рвущая душу на части, будто и не было ее…
А вот это плохо. Это значит, что и двум оставшимся «флектарнам» тоже полегчало, и они, как правильные боевые машины, просто обязаны ринуться на выручку своему шефу. Причем у них на плечах болтаются автоматы, а у меня, кроме ствола от винтовки, в руках и нет ни хрена…
Я оказался прав. В глазах обоих конвоиров, за мгновение до этого вжимавшихся в стену, животный страх сменился тупой решимостью боевого робота, запрограммированного на уничтожение. Их руки синхронно подхватили МР5, но одному из «флектарнов» уже летел прямо в лицо еще теплый ствол от раскуроченного мною супероружия. А к другому конвоиру летел я, распластавшись в прыжке и осознавая, что никак не успеваю я остановить движение пальца на спуске и что вот прямо сейчас вылетит мне навстречу из автоматного ствола веер раскаленных кусочков свинца…
Смачное «хрясь!» слева от меня ознаменовало попадание в цель. Видать, не успел «флектарн» полностью прийти в себя и из положения сидя уклониться от удара стволом в морду.
А потом простучала автоматная очередь…
Я упал на конвоира, смыкая руки на его горле и даже при этом не особо удивляясь тому факту, что совершенно не чувствую боли. Если не задет мозг и крупные нервные центры, значит, у меня есть еще пара секунд до наступления болевого шока для того, чтобы успеть задушить эту тупую биологическую машину…
Но душить «флектарна» не потребовалось. Глупо душить того, чья голова разворочена в кашу очередью, выпущенной в упор. И болевых сигналов моему мозгу от прошитого пулями тела не поступило. Что тоже объяснимо, ибо не успел конвоир выстрелить, так как за долю секунды до этого его собственная голова оказалась нашпигована свинцом, словно английская булка изюмом.
Я разжал руки, испачканные чужими мозгами, и резко откатился в сторону. Тот, кто может хладнокровно выпустить очередь в голову твоего врага, может также иметь привычку не оставлять свидетелей. Плюс я не забыл про того конвоира, которому в голову прилетел винтовочный ствол. Пару секунд я выиграл, но вряд ли тяжелая стальная трубка может причинить серьезный вред чугунной голове биологической машины, созданной для убийства.
Но все решилось само собой. Завершив перекат, я увидел, как американец жмет на спуск и как разлетается на куски голова последнего конвоира.
Молодец он, не отнять. Это и настораживает. Поэтому я подхватил ближайший автомат, уже снятый с предохранителя, и вскинул его, целя в переносицу своего джинсового товарища по несчастью. Самая лучшая дружба что в Зоне, что в Предзонье – это когда у тебя автомат, и у друга автомат, и вы при этом ничего друг другу не должны. Такая вот жизненная тавтология. А мы сейчас друг другу были обязаны очень многим. Или же очень малым, это кому как. Жизнями обязаны. Он – мне, а я – ему. Но, опять же, в этих местах такие обязательства бывают случайными и абсолютно ничего не значат. Как сейчас, например. Рыжий американец ликвидировал угрозу, которая была равно опасна как для меня, так и для него. И сейчас, после уничтожения «флектарнов», такой угрозой для него был я. Как и он – для меня.
Однако, увидев направленный на него ствол, американец пожал плечами, бросил на пол автомат, достал из кармана новые ватные шарики и принялся запихивать их себе в ноздри. Сейчас из них лило меньше крови, чем несколько секунд назад, но все-таки она сочилась, капая на грудь, и скорейшая тампонада носовых ходов была необходимой.
Хороший способ отвлечь внимание противника – это заняться чем-то мирным, умиротворяющим, типа вдумчивого ковыряния в носу, а самому тем временем, например, незаметно достать из-за воротника припрятанный там в суматохе метательный нож и одним движением решить проблему. Не исключено, что автомат рыжего после активной пальбы был уже пуст и он решил совместить остановку носового кровотечения с ликвидацией меня. Наш брат сталкер пока живой – зверь очень и очень подозрительный, иначе он очень быстро рискует стать мертвым.
Но опасность пришла с другого бока. Краем глаза я заметил шевеление слева и резко повернулся.
Вовремя. Очухавшийся профессор как раз осторожно тянул свой «вальтер» из-за пазухи. Заметив, что его маневр разгадан, он максимально ускорился, но ему не хватило доли секунды.
Выпущенная мной очередь отбросила его обратно к стене. «Вальтер» выпал из руки Гебхарда и завертелся на полу, словно волчок, запущенный рукой малолетнего шалуна. Но не это было самое интересное. Из глазницы профессора торчала рукоять отвертки. Отличный бросок, я так не умею. С метанием опасных предметов у меня вообще не очень, как говорится, кто на что учился.
Я перевел взгляд на американца. Молодец джинсовый! Но вот только где он отвертку спереть умудрился? Неужто в оружейной лаборатории? Но там же «флектарны» за каждым нашим движением следили, как голодные псы за кусками мяса.