Я открыл дверцу кабины и спрыгнул на землю. Наемник сделал то же самое. Его заметно трясло.
– Кто… это был? – спросил он. – Или что?
– Мне почем знать? – ответил я. – Если интересно, остановился бы, познакомился.
– Да ну тебя, – буркнул Борода. – Хоть бы предупредил.
– Я сам не знал, – честно ответил я. – Днем шел через лес, такого кошмара не было. Кто ж знал, что ночью у них тут народные гулянья?
– Ладно, проехали, причем во всех смыслах, – отмахнулся наемник, с опаской косясь на темную стену леса. – Они на открытое место не сунутся?
– Да вроде пока дома сидят, – отозвался я. – Слушай, тут такое дело. Если помнишь, мне в Чернобыль надо.
Борода посмотрел на поле аномалий, потом на меня, потом снова на поле.
– Так это… Я ж водила, а не Бэтмен, летать не умею.
– Я в курсе, – кивнул я. – Короче, дело в следующем…
«Уазик» мы спрятали в придорожных кустах, забросав его сухими ветками. Потом Борода сел за руль бензовоза и по едва заметной тропинке погнал его влево от шоссе прямо через поле. Там, примерно в километре отсюда, подсвеченные аномалиями, виднелись трубы старого элеватора. Если я все рассчитал правильно и Борода не застрянет в какой-нибудь канаве, то моя задумка вполне может получиться.
Я был уверен: Орф не зря две головы на плечах таскает, соображалка у него работает, раз такую банду в кулаке держит, будучи фактически безногим. Стало быть, он вполне мог подстраховаться на случай моего возвращения за своим другом. Не то чтобы Орф меня побаивался, просто хороший стратег должен учитывать все мелочи, даже такие незначительные, как патологически везучий сталкер с обожженной рожей.
Поэтому я сейчас быстро, но аккуратно двигался вдоль шоссе, стараясь особо не светиться – благо разросшиеся придорожные кусты этому весьма способствовали. Да и солнце наконец полностью спряталось за стеной леса, что тоже очень кстати.
До границы пояса аномалий мне было идти метров триста. Значит, до элеватора Бороде по диагонали вдвое большее расстояние на первой скорости тащиться. Треск «электродов», слышный даже отсюда, заглушит шум мотора, стало быть, мутанты не должны насторожиться раньше времени. Пояс охранял их лучше любых пулеметных вышек, а это, как известно, расслабляет…
Когда я, утешая себя такими мыслями, подошел к месту, где мы расстались с Копытом и Молчуном, ночь полностью вступила в свои права. Луна в эти места заглядывает редко, предпочитая скрываться за плотной пеленой туч, так что кромешная темень была мне на руку – с одной стороны. С другой же, тащиться ночью без фонаря через сплошное поле аномалий – это даже не безумие, а самое настоящее самоубийство.
Прямо передо мной на шоссе раскинулось темное пятно жирной, матерой «мясорубки», слегка подсвеченной «электродом», расположившимся справа от нее. «Мясорубки» любят в тени прятаться, маскируются от взглядов потенциальных жертв. Возможно, поэтому она и отодвинулась слегка от мощного «электрода», отчего и образовался узкий проход между ними. А там, дальше – мать ты моя, женщина… Между селедками в бочке места больше, чем меж смертельно опасными ловушками, чуть не налезающими одна на другую.
Нет, не пройти через такое ни днем, ни тем более ночью. Не захочешь – отшатнешься, когда «электрод» перед носом разрядом щелкнет или «жара» огненным дыханием лицо опалит. Инстинкт самосохранения непременно подкузьмит, будь он неладен, особенно развитый у сталкеров, привыкших опасаться аномалий. Четверть шага в сторону, одно неосторожное движение пальцем – и конец…
Есть только один способ для того, кто уже ходил через это поле с плотной повязкой на лице, считая шаги и запоминая повороты. Только один способ: отмотать назад мысленную запись… и – не смотреть. Ни в коем случае не смотреть, чтобы у проклятого инстинкта самосохранения не было ни малейшего повода поддаться панике.
Я подошел к границе аномального поля. Может, мне показалось, а может, и на самом деле потянулась ко мне «мясорубка», словно живая, хищная тварь, вынюхивающая добычу. Да что говорить, живые они, хоть яйцеголовые ученые в своих институтах и твердят обратное. Они просто не видели, как кормится пыльный вихрь высотой в два человеческих роста, лениво кружась над полуобглоданным трупом и время от времени отрывая от него красные куски мяса. За ними не гонялась живая «жара», и огромные торнадо диаметром со знаменитые градирни Чернобыльской АЭС не охотились за их вертолетом в небе над Зоной. Мне ли не знать об этих порождениях зараженной земли больше всех ученых на свете…
А еще я точно знаю, что все аномалии, как и любые другие хищники, реагируют прежде всего на страх перед ними. И чем больше ты их боишься, тем больше вероятность, что схватят они тебя, выжмут, как тряпку, разорвут, испепелят, сожрут, как всегда и во все времена сильный пожирал слабого.
Я усмехнулся. Собственно, чего бояться-то? Смерти, с которой я знаком лично и побратимом которой меня называют в трех мирах? Так она уже обещала позвать меня, как только придет мое время. Стало быть, если оно настало, пойду я в ее серый дворец с колоннами до небес со спокойной душой, благо место знакомое. А если нет – значит, еще повоюем.
С этими мыслями я опустил прозрачное забрало шлема, шагнул вперед, встал точно между «мясорубкой» и «электродом», повернулся к ним спиной и закрыл глаза.
Мне показалось, что от такой наглости аномалии слегка обалдели, как, наверно, охренел бы лев, если б какой-нибудь жираф вместо того, чтобы при виде хищника дать стрекача, треснул ему по морде копытом и плюнул в усатую морду. Возмущенно затрещал «электрод», тихо загудела «мясорубка», вхолостую скручиваясь в смертоносную спираль. Но мне уже было не до них. Сейчас я вслепую пятился назад, отсчитывая шаги и вспоминая повороты, которые делал, руководствуясь окриками Копыта и красноречивыми тычками в спину от Молчуна.
Не исключаю, что у чернобыльских мутантов имелся врожденный иммунитет или какой-то негласный договор с аномалиями, типа как у Киплинга в «Маугли»: «Мы с тобой одной крови – ты и я». Хотя, скорее всего, они просто прикармливали живым мясом эти страшные порождения Зоны, и те не бросались на своих дрессировщиков, как хищники в цирке терпят людей до поры до времени. Просто когда я шел туда в сопровождении своих конвоиров, аномалии вели себя относительно смирно. А вот путь обратно оказался бы фатальным, несмотря на все мои ухищрения, если б не костюм Кузнеца.
Огненный язык «жары» я не увидел, просто почувствовал, как он хлестнул по шлему, и от мгновенно подскочившей температуры внешней среды на мгновение стало трудно дышать. Но система воздухообеспечения справилась, лишь несколько секунд мерзко воняло паленым – не иначе, поджарилась свежая кровь лесного мутанта, запачкавшая бронекостюм. Потом меня тряхнуло током – это «электрод» протянул ко мне по воздуху искрящийся разряд, словно щупальцем потенциальную жертву потрогал. Ощутив вместо теплого мяса нагретую «жарой» безжизненную поверхность арамидного комбинезона, затрещал возмущенно, но дальше ковырять мою защиту не стал, за что ему от меня большое человеческое спасибо…