Грибски предположил, что перед началом атаки арачи захотят встретиться со своими диверсантами, успевшими хорошо изучить окрестности. Собственно, тут и предполагать нечего, так и должно быть. А раз так, есть возможность накрутить хвост еще одному небольшому отряду или причинить вред всему войску, если пинки сунутся сразу все вместе. Рискованно, не без того. Но если арачи обнаружат за стенами рустинский разъезд, то скорее всего решат, что гарнизон в крепости больше, чем ожидалось. Это позволит отыграть как минимум сутки, пока они будут доразведывать обстановку. А время сейчас работало на шевронов.
Пароход не стал слишком долго задерживаться у пристани заставы. Быстренько зализали раны, подправили повреждения, полученные в результате обстрела, и поспешили дальше по своим делам. Муторно было наблюдать картину уходящего судна, четко осознавая, что ты вот так уйти не имеешь никакой возможности. Но выбора нет. Вернее, он есть всегда, просто альтернатива не внушает оптимизма.
Шкипер также вез донесение от капитана Ежека о сложившейся ситуации. Глупо верить в то, что к ним бросятся на помощь, скорее уж начнут набирать новый гарнизон. Это предположение не столь уж безосновательно. Застава уже представляла собой укрепленный пункт, и проще пополнить людьми ее, чем начинать все наново. Но надежда на то, что им все же постараются помочь, присутствовала. Оставалось выиграть время. Вот и выкликнул Грибски добровольцев, отозвав в сторонку Сергея и поведав о своих думках. Оно можно и послать. Но какой в том прок? Если суметь задержать арачей в степи, то можно выиграть время, возможно, и за счет своей шкуры, не без того. Но если ничего не делать, то скорый штурм неизбежен. Они, конечно, неплохо подготовились, но Сергей предполагал, что атаки им не выдержать. Значит, все одно погибать.
Сказалось и его воспитание. Не мог он отсиживаться в кустах, если мог оказать реальную помощь. Ну да, большинство его товарищей по несчастью, вместо того чтобы подумать об экипировке и почаще посещать стрельбище, предпочли тратить время на дешевое пойло и девок. На эти удовольствия они спустили свои последние денежки еще в Крумле, а здесь все делали исключительно из-под палки. Но ведь от этого не легче.
– Хват, ты определись, чего ты хочешь, – устало произнес Сергей, видя, что вора опять понесло. – То тебе не нравится, что мы пошли в эту вылазку, покинув заставу, то ты не хочешь возвращаться.
– Да я бы вернулся, но упахиваться на солнцепеке никакого желания. Ведь и тут опасно, но и там не так чтобы у бога под боком. Только там еще и вкалывать нужно. Не. Лучше уж здесь.
– Чего тогда завелся? – недовольно буркнул Ануш, не в состоянии постичь логику друга.
– Скучно.
Варакин окинул взглядом уморительную картину, которую сейчас являл собой товарищ. Тот еще видок, эдакая образина, измазанная смесью жира и золы, одетая в лохматку, напыжившаяся, да еще и с соломинкой, интенсивно перемещающейся между уголков губ. Картина маслом, йок макарек.
Не выдержав, он даже засмеялся, стараясь все же сдерживаться и не очень шуметь. Его веселье тут же было подхвачено обоими подчиненными. Глупость, конечно, не на заставе ведь, да и пинки могут появиться в любой момент, но уж больно потешным был в этот момент никогда не унывающий Хват.
А ничего так ребятки, не робеют. Настрой боевой, мандраж не наблюдается. Хват что-то тут пытался изобразить, но это все несерьезно. Просто парень в своем репертуаре и, предвидя долгие часы усыпляющей скуки, решил оттянуться, дабы получить заряд на будущее. Ему усидеть в засаде без движения труднее всего. Слишком уж деятельная и живая натура.
Когда это произошло, Варакин и сам не знал. Но в какой-то момент он вдруг стал замечать за собой, что у него выработалась привычка постоянно следить за своими парнями, улавливать их настроение, определять моральный дух. Это выходило само собой. Поначалу он думал, что дело в желании вернуться из этих опасных мест. А возможность этого была, если вот эти парни прикроют его спину. Хват и Ануш составили так называемый ближний круг, и знать, чем они дышат, это просто вопрос выживания.
Но со временем он обнаружил, что все меньше думает о них как о средстве выживания и все больше проявляет искреннюю заботу, как и они. Например, никто из них и не думал начинать прием пищи, если отсутствовал хотя бы один. Конечно, Хват не упускал возможности пройтись по личности припозднившегося, помянув всю его родню до седьмого колена. Но даже если желудок возмущенно разглагольствовал на всю округу, как ему сейчас тоскливо и голодно, вор и не думал притрагиваться к пище. Особенно доставалось Анушу, по полной и от души. Едва до драки не доходило.
Так что как ни противоречиво выглядела эта тройка со стороны, их дружба крепла день ото дня. Теперь привычка оценивать состояние боевых товарищей для Сергея скорее переросла в заботу о друзьях, в желание уловить изменение настроения и прийти на помощь. Здесь, на границе, можно злиться и яриться, ненавидеть весь белый свет, отпускать сальные шутки, откровенно задевать друзей и даже сойтись на кулачках, выпуская пар. Но вот чего никак нельзя, это предаваться унынию и позволить страху завладеть тобой полностью, даже на мгновение, потому как именно оно и может оказаться решающим.
– Ладно, умники, – утирая выступившие слезы и все еще хмыкая, произнес Сергей, – не хватало еще, чтобы маскировка на лице потекла.
– Эта-то дрянь? Да ни хрена с ней не будет. Мы еще упаримся ее смывать…
– Хват, тебе не кажется, что сейчас твои шуточки немного не к месту?
– Так ты у нас командир.
– Вот как командир и говорю – хватит. Всему свое время и место.
– Все понял. Ай, зараза! Командир, вот чего ты ко мне привязался? Лучше вот этому желудку прикажи, чтобы не приставал ко мне или приставал по-человечески! – Говоря это, Хват даже замахнулся на Грома, слегка попятившегося и ощерившего немалые клыки.
Взгляни на эту картину со стороны, и покажется, что изрядно вымахавший молодой пес через мгновение вцепится в глотку ненавистному врагу. Но это может показаться только тому, кто доподлинно не знал историю взаимоотношений этой сладкой парочки.
Что послужило причиной подобного поведения пса, никто не знал, включая и Сергея, который больше остальных уделял времени собакам. Но в какой-то момент Гром начал превращаться в попрошайку. Подойдет к кому и начинает тереться о ноги, виляя хвостом, задирая голову и облизываясь, словно увидел какую вкусняшку. А вот Хвата он отчего-то стал прикусывать за бедро.
Подойдет сзади и прихватит зубами, так чтобы и не особо больно, но и исключить мысль об игнорировании. Ни с кем другим он таких кренделей не выписывал, только с Хватом. Этот замах и выставленные напоказ зубы превратились уже в некий ритуал. Ну не мог сдержаться вор, так как псина всякий раз умудрялась проделывать это совершенно неожиданно. И ведь не отвяжется, пока не получит своего.
Над ним не раз уже подтрунивали. Мол, он больше всех кормит пса, а тот все одно готов его съесть. Но правда заключалась в том, что Гром ни разу и не помыслил о том, чтобы наброситься на Хвата. А вот те, к кому он ластился, вовсе не могли быть уверенными в том, что при малейшем промахе возле его лица не клацнет полная угрозы зубастая пасть лайки. И ладно если вхолостую, а то ведь всяко может быть.