Выпроводив супругу, Сергей тут же вскрыл письмо. Выражение его лица тут же поменялось. Было заметно, что он прочел содержимое повторно, а потом тяжко вздохнув протянул послание Алексею.
— Читай, от твоего визави из Новой Валенсии.
— Работает значит агентура? — невпопад произнес Алексей, углубляясь в чтение.
— В Новой Валенсии работает, а вот в метрополии не очень. Да и здесь, можно бы порасторопней, — не сводя взгляда с друга, ответил Сергей.
— Ну, он же репортер, а не профессиональный резидент, — откладывая письмо, вздохнул Алексей. — Сын?
— Сын у него слишком молод. Племянник. Понять бы только, что это значит.
— Ну вот. Опять. Стоит только мне появиться рядом с тобой, как полным полна коробочка неприятностей. Я тебе приношу сплошные неприятности.
— Леша, что за пессимизм? Жизнь она как зебра, полоса белая, полоса черная.
— Ага. А в конце жопа.
— Смешно. Прямо обхохочешься, йок макарек.
— Что будем делать?
— Вопрос неправильно сформулирован, Леша. Каждый из нас будет заниматься своим делом. Я разбираться с проблемой. Ты заботиться о наших семьях. Спокойно, Леша. У меня и мысли не было, что ты испугаешься, но сейчас у нас за плечами ответственность не только о людях, но и о близких. Ты готов рисковать своей супругой и дочерью?
— Не готов. Но и в стороне не останусь. Это не обсуждается. И потом. Люди. Они все видят, все понимают. Ты сам говоришь, они не дураки.
— Не дураки. Ладно, времени нет. Пора действовать.
* * *
— Ой, Вашек! А чего же ты молча‑то, — Мила всплеснула руками, и словно наседка, начала хлопотать вокруг сына.
Парню не понравилось то, как его обихаживала мать. А и то, без малого семнадцать лет. В отряде разведчиков один из лучших, даже уже открыт собственный счет, из убитых.
Примерно полгода назад, вместе с законником Хватом, разведчики гонялись за бандой Ружика. Тот приехал в Донбас, но как видно работать на добыче угля ему не улыбалось, хотелось романтики лихого разбоя и вольной жизни, вне зависимости от кого бы то ни было. Ружик сумел подбить таких же молодых и отчаянных. Вот и появилась в окрестностях Донбаса самая настоящая банда из пары десятков бойцов, которых мало что вооружили, но еще и обучили за счет города.
После первого убийства, народ стал требовать, чтобы Варакин, отправил по следу бандитов наемников. Но тот отказался, заявив, что Ружек это отрыжка их поселения и решать эту проблему будут сами люди. А что? Все справедливо. Ясное дело, что будущие бандиты хоронились и не кричали по всем углам о том, что собираются заняться разбоем. Но ведь, не могли же они все провернуть совсем уж тихо. Кто‑то что‑то слышал, кому‑то сделали предложение, да он отказался. Но никто ни о чем не сообщил. Так что справедливо. Всем миром допустили, теперь самим и расхлебывать, нечего дядьку со стороны звать.
Вот при уничтожении банды, Вашек и убил своего первого и пока единственного человека. Ох и дурно же ему было тогда. Вот лежит человек, от живого не отличишь. Он еще теплый. Берешь за руку, и такое впечатление, что он сейчас пошевелится, что‑то скажет. Смотришь на него внимательно, и чудится, вроде грудь его от дыхания вздымается. А нет этого ничего. Мертв. Спасибо Анушу. Он тогда его взбодрил, да мозги вправил.
Потом были бесконечные патрулирования, постоянное нервное напряжение, перестрелки с арачами, что так и не захотели мира. Сейчас, Вашек выглядит куда более старше своих лет, успел изрядно заматереть и даст фору взрослому мужику. А тут матушка, словно с малым каким тетешкается. Не хорошо. Не солидно оно как‑то. Разведчик он или погулять вышел?
— Ма, да я сам. Ма, ну чего ты в самом‑то деле.
Оно и не солидно. Но и матушку обижать не хочется. Вот и отбивается от нее. Правда вяло, без огонька. Ее то же понять можно. Каждый раз как сын уходит, плачет. Проводит с порога, уйдет в дальнюю комнату и плачет. Вашек знает. Сестры рассказывали.
— Тятька‑то дома?
— Так воскресенье же. Дома, куда ему деться. На заднем дворе. Хозяйничает. Нынче народу в Донбасе много, так что мы решили к вечерней на службу идти. Чего все скопом в храме толпиться, ни помолиться толком, ни свечку спокойно поставить. Уж давно просим господина Варакина поставить еще один храм, да он никак не соберется.
— Не станет он ничего ставить, — послышался голос отца от порога. — И правильно делает. Он один поставил, за свой счет, второй уж от нас должен быть. На сходе, порешили в складчину храм ставить на восточной окраине. Здорово, сын.
— Здравия, батя. А чего на окраине‑то опять?
— Так и прежний был на окраине. А теперь где тот край? Вот и здесь так же будет. Растет Донбас, — не без удовлетворения, произнес глава семьи.
— Что это? — Вдруг обмерла Мила, упершись взглядом в грудь сына.
— Где? А это. Так упал, на камень, вот и порвалось, — спешно скидывая бронежилет и начиная протискиваться, мимо матрери, чтобы скрыться в своей комнате, произнес парень.
— Брыль, ты слышал? Да ты что же мать за дуру держишь? Какой камень!?
— Ты не блажи мать. Вот он жив и здоров, чего выть как на луну.
В ответ, не понятая мать, прикрыв лицо уголком платка и брызнув слезами, поспешила удалиться в дальнюю комнату. Брыль только тяжко вздохнул и посмотрел на Вашека.
— Ну, рассказывай.
— Так не моя броня. Ладно матушка, но ты‑то видишь.
— Хм. И впрямь не твоя. А что так‑то?
— Это броня Ануша. Арачи засаду устроили, пришлось малость пострелять. Вот командиру и прилетело. А как он такой домой заявится? Синяя Птица на сносях, а ну как испереживается. Вот и обменялись мы.
— Брыль, Вашек, есть идите, — глаза Милы все еще красные, но как видно, слова сына она все же расслышала, от чего немного успокоилась.
— Не мам, я сначала оружие обихожу. Не хорошо его без присмотру бросать. А уж потом и поем.
— Это верно, — поддержал сына отец, — оно и я пока закончу с двуколкой. А то не дело, по всякой мелко надобности повозку снаряжать.
Однако разойтись им не удалось. Едва только Брыль произнес свои слова, как входная дверь вновь распахнулась и в ней возник парнишка лет четырнадцати. Одет он был в форму, на поясе револьвер и нож, на груди медная бляха. На службе парнишка. С этого возраста мальчики начинали по очереди нести службу в комендатуре в качестве посыльных. Каждый день заступало их по трое. Комендатура находилась в одном здании с управой, а потому пользовали мальцов не только по нуждам военным. Разумеется имелась станция далехласа, но аппараты были пока еще далеко не везде, да и связь нет — нет и барахлила. Так что, носились мальчишки по поселку по самым разным делам.
— Здрасьте дядько Брыль, здравия тетка Мила. Вашек, собирайся, вашим сбор у комендатуры.