– Верю.
– Вот и молодец, – против ожидания просто ответил полковник. (Хоть тут повезло.) – Напоминаю, у тебя две недели. Но начать на Анфисином фронте ты должен сегодня. А мы проверим. А теперь твое основное задание. Все, что ты сейчас услышишь, говорится тебе и только тебе. Что с тобой будет, если кому проговоришься, надеюсь, напоминать не надо.
– Не надо, – проговорил я, стискивая пальцы.
– Хорошо, – сказал полковник и дал знак ученому в белом халате.
– Все дело в особенности устройства психики тихих детей, – начал крысоподобный человек. – А мы склонны считать, что наши подопытные являются тихими. Хотя у них и наблюдаются некоторые признаки девиантного от тихих поведения.
– А ему – можно дать по почкам? – спросил вдруг Мураховский. – Чтобы короче говорил?
– Мураховский, – угрожающе просипел Бур, и человечек с толстыми щеками замолк и послушно отступил на два шага назад.
– Так вот, – нервно оглянувшись на Мураховского, продолжил ученый, – эти дети обладают экстраординарными способностями. Но проявлять их могут только по своей воле и желанию. Исключительно по своей воле и желанию. Их нельзя заставить. Любая попытка нажима делает из них обычного ребенка-кретина, ничем не отличающегося от любого другого отработанного человеческого материала. Поэтому работать с ними нужно очень тонко. Иногда они проявляют ту силу, которую мы называем Антивоздействием, так как она противостоит тому, что было сделано во время Переворота Воздействием, природа которого…
– Короче, дружище! – Полковник сузил зрачки, и ученый забегал по Кругляшу, как крыса в поисках выхода.
– Так вот… так вот… – затараторил он. – Мы сами не поймем, когда они хотят работать, а когда нет. Зато нами точно установлено, что в присутствии некоторых людей они работают охотнее. Эти люди, как правило, так называемые недоделки. Вот как вы, например. Это когда у человека наблюдается снижение психических качеств в сторону тихого характера, но при этом во всем остальном он остается нормальным.
«То есть дерганым», – подумал я.
– Мы провели с вами небольшой опыт, который подтвердил наши ожидания. Вы даете результат. Очень хороший, я бы сказал, редкий. Следовательно, нужно продвигаться дальше. Постепенно, шаг за шагом, мы с вами будем двигаться от эксперимента к эксперименту, пока не достигнем окончательного результата.
– А что значит «окончательный результат»? – не выдержал я.
Человек в халате бросил затравленный взгляд на полковника. Лицо полковника не отразило ничего.
– Для каждого из детей он свой, – продолжил, запнувшись, ученый, – но в целом результат определяется достижением тотального Антивоздействия. Как минимум по самым важным из направлений.
– А какие из направлений самые важные? – спросил я.
– Увидишь, – сказал полковник. – Сейчас приведут детей. Ты будешь работать с Мишей. И запомни, мы не можем заставить ребенка, но мы можем заставить тебя. Поэтому слушай, что тебе говорят. А с ребенком будь нежнее, чем со своим собственным, когда ты его забирал из роддома.
– У меня нет ребенка, – пробурчал я и, странное дело, нашел в себе силы покраснеть.
– Тогда ПРЕДСТАВЬ, что ты забираешь из роддома своего первенца. Заводи! – сказал он Мураховскому.
На этот раз в эксперименте, как выразился человек в халате, участвовали только мальчишки. Гриша, Миша и Петя. Все они выглядели несколько подавленными, в особенности сын Дивайса. Я связал это с происшествием, случившимся с его матерью во время обеда.
Мальчиков сопровождала Смирнова-Инстаграм. Она все время беспокойно посматривала в ту сторону Кругляша, где, по ее мнению, находилась избушка, в которой она оставила своего ребеночка. Ее, насколько я помнил, звали Жанна, очень неподходящее имя для такой ласковой, спокойной и простой женщины, к тому же «совершающей движение в сторону снижения психических качеств», то есть тяготеющей к образу жизни тихих. Я хорошо помнил, как они с мужем изменились за последние месяцы: перестали заказывать барахло с цифровых свалок, сменили фамилию, отказавшись от приставки Инстаграм, заинтересовались газетами из Тихой Москвы. Вероятно, это их и подвело. Кто-то донес, и вот они здесь. Вполне возможно, что они нужны полковнику для того же, для чего и я. То есть наоборот. Я показался полезным полковнику в том деле, для которого привезли сюда их. Или ее. Сам Смирнов по-прежнему отворачивался, завидев меня.
Дети поздоровались со мной, причем Петя кивнул, а Миша и Гриша громко сказали: «Здравствуйте, дядя Ваня». Потом они расселись вокруг стола и, разыграв очередность с помощью «камня, ножниц и бумаги», начали партию в шашки.
Ученый тем временем подбежал к цилиндру из нержавейки и обеспокоенно заглянул в него.
– Свежачок? – страдальчески усмехнулся Мураховский.
Затем неприятный человек с плохими зубами подбежал к полковнику и стал что-то негромко говорить ему на ухо. Ему практически не приходилось наклоняться. Полковник был такого роста, что, даже сидя в кресле, был не намного ниже ученого, стоявшего рядом.
Посовещавшись, они, по-видимому, решили оставить Гришу в покое и начали с Миши. На длинном низком столике разложили спички, иголки и карандаши. Стол одним концом придвинули к сияющему цилиндру.
– Ну что, Мишенька? – с неестественной ласковостью сказал ученый. – Попробуешь?
– А дядя Ваня не против? – вдруг спросил Миша.
Все посмотрели на меня. Даже Гриша с Петей.
– Конечно, не против, – сказал я. – Мне даже интересно. Я никогда ничего подобного не видел.
Я старался говорить мягко, но в то же время опасался, что мои слова прозвучат так же неискренно, как то, что говорил ученый. От этого мой голос невольно стал грустным. И все это заметили. Мне даже показалось, что в Мишиных глазах блеснуло сочувствие. Он вздохнул.
– Хорошо. – Миша подошел к столу.
Несколько секунд он барабанил пальцами по краешку стола, и затем две спички, вначале метнувшись, как от сильного ветра, поднялись в воздух сантиметров на пятнадцать, повисели, покачиваясь, и снова упали на стол.
– Мишенька, а теперь ближе, – елейным голоском пропел ученый.
Миша шагнул ближе к цилиндру. На это раз ему удалось поднять не только спички, но и иголки.
«Ил действует!» – подумал я. В том, что в цилиндре находится ил, который используют в качестве стимулятора, я уже почти не сомневался.
Невольно заинтересовавшись, я тоже шагнул ближе.
– А можно мне бумагу? – спросил Миша у полковника.
– Конечно, – просипел полковник, и ученый метнулся к полкам, взял детский альбом для рисования и вырвал из него листок.
– Куда? – спросил он.
– Вот сюда положите, – сказал Миша, показывая на край стола, касающийся цилиндра.