— Томми, не понимаю, что происходит. Но в тот день что-то все-таки случилось, и наши одноклассники умирают из-за этого.
— Хочешь, чтобы я поверил, будто этот убийца гоняется за давным-давно повзрослевшими детишками, которые двадцать лет назад стали свидетелями каких-то неудачных секретных испытаний? Ты хотя бы понимаешь, как это звучит со стороны?
— А у тебя есть идея получше? Может, знаешь другое место, где следует его ловить?
— Нет, просто пытаюсь понять, есть ли смысл в твоих словах.
— То есть хочешь, чтобы я назвала тебе мотивы поведения какого-то психопата? Я этого сделать не могу. Но говорю тебе, тут точно есть связь!
В трубке я услышала чьи-то голоса, шум и громкое сопение.
— Ты что, куришь? — спросила я.
— Нет. Прилепляю себе новый пластырь.
— Это точно? Ты уверен?
— Нет, конечно! Я скатал пластырь шариком и прилепил себе на щеку, как жеваную резинку.
Мне очень хотелось, чтобы он сейчас увидел мою улыбку, пусть и не слишком веселую.
— А на десерт можешь обернуть пластырем драже «Тик-Так». Получишь превосходный мятно-никотиновый вкус.
Он расхохотался. Но смех его быстро стих. Я сидела, глядя на угасающее небо.
— Томми, мы должны предупредить людей.
Ответом была долгая пауза — про такие обычно говорят, что кто-то там «не может разродиться».
— Хорошо, — наконец сказал он. — Прочти мне свой список еще раз.
Я с облегчением зачитала ему список, слушая, как он постукивает ручкой по столу.
— А двоих ты не включила.
— Только не заставляй меня произносить их имена вслух.
— Да, не повезло.
Ручка его заскрипела по бумаге. Я поняла, что он записал два последних имени — свое и мое.
— Ладно, Рокки, смотри там, не зевай.
— Ты тоже.
Дубы величаво темнели на фоне красноватых сумерек. Мать на кухне накрывала на стол. Я вошла и сразу принялась строчить электронное письмо Валери Скиннер, но где-то на середине остановилась.
Кто-то, или что-то, или и то и другое вместе последовательно истребляли моих одноклассников. А Валери и так одной ногой в могиле. Как же мне объяснить ей свою мысль, не затронув при этом больных струн и не выглядя полной идиоткой? В конце концов я сформулировала просто:
Двадцать шесть наших учеников ездили на экскурсию по наскальной живописи. Восемь из них в настоящий момент мертвы.
Наш класс вымирает. Думаю, что твоя болезнь может иметь прямое отношение к тому взрыву. И думаю, из-за него сейчас продолжают убивать людей. Позвони мне.
Я дала команду «отправить».
— Эв, ужин готов. — Мать жестом пригласила меня к столу.
— Отлично. Только одну секундочку!
Я взяла мобильник, пошла в гостиную и позвонила Эбби. Она выслушала меня с несвойственной ей сдержанностью. Молчаливость была не в ее натуре.
— Понимаю, что все это звучит странно, словно бред, — сказала я.
— Да. Только не думаю, что это бред.
— Ты как сама? В порядке?
— Черт возьми! Да какое там в порядке?! — Она говорила довольно спокойно. — Есть вещи, которые тебе следует узнать. Это касается Сиси. И того, что обнаружил в кабинете Уолли. И полиция подтвердила. — Голос ее дрогнул. — Когда полиция нашла тело, там… О Господи!.. Этот маньяк… Эван, он потом сделал ее рентгеновский снимок. Уже с мертвой. Рентгеновский аппарат был прямо над ее головой, и пленка исчезла. — Голос Эбби сорвался. — Он изувечил ее и сделал снимок. Снимок на память.
У меня пересохло в горле.
— У тебя пистолет есть?
— Нет. В доме же дети.
— А ты не думала взять детей и уехать из города?
— Судя по голосу, ты перепугана. Это плохо.
— Не просто перепугана, я в панике!
А впасть в панику было от чего. Моему классу не повезло. Мы стали чьей-то добычей.
Бекки О'Кифи стояла в нерешительности возле открытой дверцы машины, где на сиденье елозил двухлетний малыш. Ее бежевые брючки-стрейч подчеркивали тяжеловесность бедер и округлость живота.
Койот подавлял в себе отвращение. Мысль, что эта женщина испортит ему все дело, казалась невыносимой, но Бекки непонятно с чего насторожилась и, похоже, не поверила в историю про затерянные очки.
А ведь должна была поверить! Вот только ребенок подгадит. Глядя на него, Койот подумал, что операцию теперь придется провести скомканно и, если понадобится, прямо здесь, на парковочной стоянке.
— Вы уж меня простите, что отвлекаю от дел. — Койот смотрел на Бекки в смиренном ожидании. — Но через десять минут мне нужно забрать мою девочку, мою Мэдисон.
Бекки взглянула на фотографию ребенка на его футболке. Койот, вернее, «мамочка», растерянно улыбнулся и нервно посмотрел на часы.
Бекки подошла к машине.
— А как выглядят эти очки?
— Они в роговой оправе. Может, завалились в щель между сиденьями?
Бекки заглянула в салон и пошарила руками вдоль сидений.
— Если, конечно, не остались здесь… — Койот начал вытаскивать из сумки разные предметы — баллончик со спортивным дезодорантом, спичечный коробок, полотенце.
— Ну как, не находятся? — участливо спросила Бекки.
Взгляд ее случайно упал на шрам, видневшийся из-под футболки. Койот поспешно прикрыл его, но Бекки уже попятилась. В сторонке, в распахнутом настежь «вольво» елозил на сиденье малыш. Бекки направилась к нему.
— Нет, вы только посмотрите! Они здесь! — обрадованно воскликнул Койот.
Бекки обернулась. Койот поднял баллончик и резко нажал, направив струю в лицо.
Бекки моргала и отплевывалась. В этот момент Койот ударил ее в грудь. Бекки отлетела и стукнулась спиной о заднюю дверцу фургона.
Держась за грудь, она пыталась подняться на ноги.
— Да что это за…
И тогда Койот приставил к ней электрошокер и нажал на кнопку.
Койот затолкал Бекки в салон фургона. Она морщилась и гримасничала, пытаясь проморгаться и отплеваться от жидкости, которой он брызнул ей в лицо. Жидкость эта должна была жечь и щипать и даже на время ослепить, но электрошокер нарушил работу нервной системы, и Бекки ничего не чувствовала. Просто валялась, беспомощно раскинув ноги — они, как коровьи копыта, торчали из фургона. Койот затолкал их внутрь.
Надо было что-то решать. Благоразумие подсказывало захлопнуть дверцу фургона и отвезти эту кобылу куда-нибудь подальше в уединенное местечко. Ведь вокруг общественного центра сновало множество людей. Но как быть с этим сопляком, растопырившим жирные ножки на сиденье «вольво»? Скоро он начнет орать. Перенести его из «вольво» в фургон слишком рискованно. Выходит, надо ждать.