— Эван, надо же… А я сомневалась, услышу ли тебя когда-нибудь?
В трубке отчетливо прослушивался звук включенного телевизора. Салли смотрела или «Сабрину, маленькую ведьму», или «Аниманьяков». Я приказала себе не отвлекаться на посторонние мысли.
— Я хочу поговорить об аресте твоего брата, — сказала Салли.
Такое впечатление, что она смотрела на огромный кусок мяса, спрашивая: «Это все мне? А можно ножик поострее?»
— Салли, только не под запись. И только основные моменты.
Я поведала о том, как «Оставшиеся» пытались похитить Люка, и о том, что Брайан хотел защитить сына. А еще о его невиновности, его благородстве и патриотизме. Чуть не спела в его честь «Звездно-полосатое знамя». И нарочно отвернулась — чтобы не видеть выражение на лице Джесси.
— Есть информация, будто это преступление совершено из-за страсти. Что у бывшей жены твоего брата была любовь с Питером Вайомингом.
— Кто мог такое сказать? Постой… Ты общалась с детективом Маккрекеном?
Настроение упало. Салли не столь наивна, как мне показалось при первом знакомстве. Следовало бы поведать ей вторую часть истории, касавшуюся лично меня. Я принялась ходить по комнате. Наблюдая за моими перемещениями, Джесси сидел за кухонным столом.
Решив сменить тему, я произнесла:
— Сегодня я наблюдала за тобой на похоронах Вайоминга. Ты знала, что Шенил цитирует Библию вне контекста. Впечатляет.
— А ты думала, правоверная буддистка никогда не возьмет в руки Новый Завет? Вводя в свое послание цитату, Шенил в самом деле передергивает. Посмотри «Откровение», глава одиннадцатая. У тебя наверняка есть Библия — фамилия «Делани» звучит как-то по-ирландски.
Библия в доме Джесси? Разве что как подставка. Именно поэтому я прихватила из гостиничного номера в Чайна-Лейк издание Гидеона.
— Одиннадцатая глава «Откровения» повествует о бедствии, говоря о том, что не язычники, но верующие христиане, «оставшиеся», спасутся от гнева Господня. И еще о двух свидетелях Господа. В моем понимании эти свидетели — не что иное, как символы и, вполне возможно, символы, представляющие собой Моисея и Илию либо мучеников раннего христианского времени.
— Смысл я поняла: Шенил говорила слишком буквально.
— Наконец, воскрешение свидетелей…
— Оно представляет собой триумф веры, но Шенил и здесь буквально следует тексту.
— Наверное, мне следовало поставить у могилы фотографа? Гм… Чтобы не упустить редкий кадр: как пастор Пит восстает из мертвых. Знаешь, а это верняк. Пулитцеровская премия, и не менее.
Тут мой взгляд упал на двенадцатую главу. Женщина и дракон. Однажды Шенил уже вспоминала дракона, когда мы столкнулись на представлении моей книги. В тот раз она заявила, что не позволит чудовищу растерзать Люка…
— Салли, обрати внимание на главу двенадцатую.
— Подожди-ка…
Я услышала в трубке шелест переворачиваемых страниц.
— «Откровение», глава двенадцатая: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»…
— «Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения».
— «И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим».
— Должно быть, это не кто иной, как дьявол? — спросила я.
— Точно, — ответила Салли и прочла дальше: — «Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца».
Опять застучало в висках. Дальше я прочитала вместе с Салли:
— «И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным; и восхищено было дитя ее к Богу и престолу Его».
«Жезлом железным». Передо мной встала картина: эти самые слова, потрясая крепко сжатыми кулаками, с горящим взором провозглашает пастор Пит. Голова пошла кругом. Что за странное переплетение слабоумия и библейской конкретики? Как такой пассаж связан с Люком? Неужели Шенил увидела в мальчике Мессию? Возможно, ему отвели роль Божьего избранника?
— Ты видишь здесь смысл? — спросила Салли.
— Не уверена.
Салли помолчала, надеясь, что я сама заполню паузу. Потом, отчаявшись услышать продолжение, сказала:
— Ну ладно. А не хочешь ли узнать, чем болел доктор Нейл Йоргенсен?
— О-о… Еще бы, конечно.
— Ты не поверишь, что я раскопала.
— И что же?
— То, что его убило.
— Салли…
И тут она сказала. Отстранившись от телефона, я с опаской посмотрела на трубку, словно та могла меня укусить. Джесси сделал жест, спрашивая: что? С округлившимися глазами я шагнула к нему.
— Повтори, пожалуйста, — выдохнула я, обращаясь к Салли, и протянула трубку Джесси.
Салли повторила:
— Нейл Йоргенсен скончался от бешенства.
Салли продолжала говорить не переставая. Возможно, первый репортаж о гибели Йоргенсена она сделала наспех, но теперь журналистка сыпала фактами. Она поговорила с коронером о результатах вскрытия и с патологом из лаборатории, поставившим диагноз.
— Понятно, что никто в больнице не предполагал обнаружить у Йоргенсена бешенство, учитывая тяжесть повреждений. Бешенство вызывает острый энцефалит, но его проявления оказались замаскированы травмой черепа. К тому же заболевание редко встречается на территории США.
Я слушала, ломая голову: каким образом мог заразиться Йоргенсен?
— Кажется, бешенство передается только при укусе?
— Обычно да. Но иногда люди заражались, получив инфицированную субстанцию иным путем. Например, через рот или рану.
— Инфицированную субстанцию? Какую, например?
— Слюну.
— А как же кровь или экскременты животных?
— Нет, только через слюну. Попадая в организм таким образом, вирус проникает в нервы, постепенно добираясь до спинного и далее до головного мозга. Примем бешенством нельзя заразиться при обычном контакте с больным животным, его вирус не передается ни через кровь, ни через мочу, ни через экскременты.
— Если Йоргенсена укусило животное, почему он не обратился за врачебной помощью?
— Понятия не имею, — ответила Салли.
— Был ли шанс получить вирус в его врачебной практике?
— Практически нет… Помимо укуса, заражение может произойти из-за попадания в организм живого вируса. В чистом виде либо вместе с инфицированной тканью, например, мозговым веществом. Судя по имеющейся информации, для сотрудников лабораторий вероятность получить вирус все-таки существует. Но Йоргенсен был пластическим хирургом, а не патологоанатомом.