Но по зоопарку и по фильмам гризли помнился зверем огромным. За таким вот деревом, даже в пару человеческих обхватов, ему не спрятаться. Разве что на задних лапах? Глупость какая-то!
Стало быть, его видение выше пумы и короче медведя. Но в этих лесах, черт возьми, просто не существует хищников подходящего размера. С другой стороны, у деревьев нет привычки красться за людьми…
Не шевелясь, из-за дерева, он спокойно наблюдал за двуножкой и физически ощущал, как растет страх этого существа. Приятное чувство. К тому же ловить этих двуногих проще простого. И кормиться ими удобно — зверь крупный, сразу много-много мяса. Первый, пестрый, слой кожи на вкус или никакой, или противный. Зато мягкая плоть под второй кожей вкуснее всего, что он едал прежде.
Он стоял в тени огромных деревьев и наблюдал за двуногим лакомством, которое стояло на тропе и вертело головой из стороны в сторону. Старики учили: «Не торопись, дай жертве подойти поближе к тебе».
Внутри Джека все ходило ходуном от страха, и он внимательно осматривался. Секунд через двадцать Джек убедил себя, что нет, только почудилось. Он ничего не видел, потому что в этом лесу просто некого увидеть. Нисколько не успокоившись, он пустился трусцой вверх по тропе, на бегу вытаскивая пачку «Мальборо». Ничего, ему уже случалось прикуривать на ходу.
А потом он вдруг ощутил тепло за спиной. Это было чувство одновременно реальное и ирреальное — до того отчетливое, и неуловимое, и странное, что он резко остановился и оглянулся — с почти полной уверенностью, что увидит солнце, выглянувшее из-за туч. Но увидел он совсем другое. Ярдах в пятнадцати за ним на тропе стояло существо на двух ногах… Казалось, все в организме Джека пошло кувырком, потом в долю секунды перестроилось. Рука, сжимавшая пачку сигарет, разжалась сама собой.
Сознание сладко затуманилось, и он уже не воспринимал происходящее с ним как происходящее с ним. Для подобных трагических моментов человеческое тело выработало исключительный защитный механизм, который на время устраняет мозг от руководства, потому как тот, если недоглядеть, разошлет во все стороны такие жуткие сигналы паники, что психическое потрясение или сердце остановит, или вырубит другие жизненно важные органы. Когда мозг решил: все, дальнейшее сопротивление бесполезно, — тело продолжает функционировать, предпринимая последнюю отчаянную попытку самоспасения — уже без помощи деморализованной головы. В случаях, когда этот механизм не срабатывает, человек может умереть от страха — буквально.
Джеку не посчастливилось умереть от страха.
Из своего скованного ужасом, абсолютно неподвижного тела — ноги словно приросли к тропе — ему довелось пронаблюдать весь процесс своего убиения. Он видел быстрое приближение двуногой машины уничтожения. Его тело, казалось, само знало, что убегать бесполезно, — убийца куда проворнее. А что он убийца — легко прочитывалось в глазах этого невероятного существа. Когда оно подошло вплотную, мускулы Джека словно разжижились и он стал заваливаться на спину. Зверюга сгреб лапищей его лицо и остановил падение. Подержал так, под наклоном, потом медленно поднял в воздух. За растопыренной гигантской ладонью зверя Джек мало что видел. В сдавленных глазных яблоках запрыгали красные пятна.
Джек чувствовал, как его, почти осторожно, волокут в лес, прочь с тропы. Потом зверь остановился, перехватил его в другую лапу и, держа теперь за шею, приблизил голову человека к своей. Между их глазами было меньше фута. Зверь зловонно дышал в лицо Джека, могучими пальцами пережимая его гортань. Глаза были желтые, налитые яростью.
Джек услышал, как в его собственной, но словно чужой шее что-то весело защелкало — будто поп-корн в микроволновке. От боли он хотел в голос зарыдать. Однако воздуха в легких не было — поп-корн в микроволновке означал, что сломаны шейные позвонки С-2 и С-3, а значит, все его тело — от плеч до пяток — превратилось в мешок неуправляемого мяса и костей. Джек ощутил на лице горячее дыхание из раскрывающейся все шире и шире зловонной пасти. Зубы этого исчадия ада впились в его голову, как в спелый персик: нижние — в подбородок, верхние — в переносицу. Какую-то долю секунды глаза Джека еще видели, а плоть выше шеи испытывала невыносимую боль. И мозг успел до самого донца испить весь ужас древнейшего из человеческих страхов — страха быть заживо сожранным другим существом. Агония плоти была пустяком в сравнении с этой изысканной жутью последних хаотических трепыханий духа.
Пока, будто косточки цыпленка, начисто обгладывались останки утащенного глубоко в лес и расчлененного Джека Ремсбекера, Тайлер загонял «мерседес» в гараж, на его обычное место. Часы над верстаком показывали шесть пятьдесят две. Тайлер знал, что Ронни уже проснулась, обнаружила его отсутствие и будет молча дуться, пока он не даст внятное объяснение своему поступку.
Он прошел через просторный двор к дому, повесил обратно в шкаф кожаную куртку, которая так и не сподобилась поучаствовать в стильной смерти а-ля Джеймс Дин, и торопливо зашагал к офису Ронни — в надежде вовремя удалить из ее компьютера свое загадочное прощальное послание.
В кухне он застал шестилетнюю дочь Мередит. Толком не проснувшись, в полукоматозном состоянии она сидела за столом в пижамке и ела кукурузные хлопья с молоком. Вот уж кто в семье не жаворонок!
— Привет, золотце, — сказал Тайлер. — Мама встала?
— Ага, — отозвалась девочка сонным шепотом.
— Уже в своем рабочем кабинете?
— Угу.
По экрану компьютера Ронни плыли те же уточки хранителя экрана, что и раньше. Тайлер коснулся клавиши и обнаружил, что его послание уже пропало. Опоздал. Прочитала. «Черт!» — тихо ругнулся он.
— Привет, — раздалось за его спиной.
Тайлер вздрогнул и резко оглянулся. В дверном проеме стояла его жена — в белом махровом халате, влажные волосы обернуты полотенцем, руки сложены на груди.
Тайлер изобразил приятное удивление.
— Привет.
Ронни казалась спокойной, но Тайлер угадывал тревогу в ее темных, как терн, глазах. Она сняла полотенце с головы и стала вытирать им короткие локоны своих каштановых волос. При этом настороженно-испытующе поглядывая на мужа. Тридцать восемь, а выглядит на десять лет моложе. Дьявольски хороша и женственна. Короткие волосы придают вид наивной девочки. Но Тайлер неспроста имел привычку шутливо рассказывать всем, что в их семье «мужчинистей всех» именно Ронни.
Этим утром Тайлер отчаянно томился по ней — и душой, и телом. Но прекрасно понимал, что сегодня он не заслуживает даже находиться в одной комнате с великолепной утренней Ронни. Их отношения в последнее время зашли в тупик. Ронни мечтала, что мужнино помрачение ума в один прекрасный день закончится, что он станет прежним и их чудесные любовные отношения восстановятся. Оба боялись, что былое счастье потеряно навсегда. Однако ни один не хотел сделать шаг к сближению первым. Умным людям свойственно усложнять даже самые простые вещи.