– Сомневаюсь, однако, что у фогта в погребе завалялась также и пара гробов, а оные были бы весьма кстати – перевозить тварей ночью я не рискну, а днем мы их увезем недалеко. Разве что оставить здесь до прибытия специалистов; но это, как я понимаю, неудобно в смысле ведения расследования – все участники дела должны быть под рукой.
– Бочки, – предложил Курт. – Думаю, уж пара-другая пустых винных бочек здесь точно найдется. Они ребята худосочные; влезут.
– Однако найдется ли, куда их деть в самом городе? – усомнился Келлер. – Есть ли там должным образом снаряженная тюрьма?
– Будет.
– Через часок сможем уехать, – подытожил шарфюрер. – Для вашей дамочки отыщем какую-нибудь повозку; барон, полагаю, выдержит и в седле. Вы сами как?
– Доеду, – отмахнулся Курт. – Кстати сказать – с той стороны, в лесу, в овраге, привязаны три лошади. Это наши.
– Хорошо, – кивнул Келлер, – пошлю пару парней привести. Итак, вы, девица, барон… Еще одна повозка с тварями, шестеро людей…
– Шестеро людей? – переспросил он, не скрывая удивления. – Ваши бравые ребята смогли взять кого-то живым? Вот это самообладание… Передайте им благодарность от меня.
– Нечего; еще зазнаются. Это их работа. Итак; десятка парней в сопровождении должно хватить. Остальные останутся здесь. Замок пуст, и кто-то должен присмотреть за челядью. Как полагаете, они замешаны?
– Не думаю. Однако многие из них уже осознали, что с гостями фон Люфтенхаймера что-то нечисто, и во избежание ненужных осложнений – вы правы, их лучше держать на глазах. Как быть с ними далее, я еще и сам не знаю; надеюсь, мне скажут.
– В город въезжаем по-тихому?
– Напротив, – возразил Курт. – Знаки – на виду. Лица кирпичами. Едем центральными улицами к ратуше. Грохоча копытами и доспехами.
– Не выйдет; этот доспех умышленно создавался бесшумным. Но идею я уловил, – понимающе усмехнулся Келлер. – Нарочно ради такого случая что-нибудь придумаем… Все настолько плохо?
– Не так чтобы, однако встряхнуть этот приют вольнодумства не помешает. И еще одно замечание: не гнобить городскую стражу. Не грубить, не помыкать, не задаваться. Я положил немало сил на то, чтобы хотя бы эта часть Ульма прониклась к Конгрегации теплыми чувствами; предупредите своих. Обращаться с солдатами, как с малыми детьми. С любимыми детьми.
– А с городским советом?
– А городской совет, Келлер – это племянники вашего соседа, которого вы на дух не выносите с раннего детства. Ничто, кроме рукоприкладства, лишним не будет.
* * *
Привратные стражи, заприметив издалека короткую колонну всадников в невиданной броне, засуетились, спешно проталкивая замешкавшихся в проходе пешеходов, верховых и телеги, и, держа руки на мечах преградили путь диковинным гостям. Курт подстегнул коня, выехав вперед, и солдаты заволновались, возбужденно переговариваясь. К воротам он подъехал первым, изображая приветливое лицо, и стражи на мгновение замешкались, не зная, надлежит ли им расступиться и пропустить ведомый господином дознавателем отряд.
– Это… – наконец, вымолвил один из них, – это что ж такое, майстер Гессе? Это кто с вами?
– Зондергруппа Конгрегации, – пояснил Курт, остановясь под взглядами, направленными на его залитую кровью порезанную куртку. – Будут стеречь стрига.
– Стеречь… кого? – почти шепотом переспросил страж, сумев заговорить не сразу, и он повторил как можно беспечнее:
– Стрига. Сейчас он, обвитый освященными оковами, сидит вон в том бочонке, спрятанный от солнца.
– Штриг?.. Господи, неужто вы нашли его… А посмотреть можно? – с робкой надеждой попросил тот, и Курт вздохнул:
– Извини. Никак. Откроешь крышку – и кого я буду допрашивать? Горелый труп?
– Чего его допрашивать, – вклинился второй солдат, – прибить кровососа на месте!
– Ошибаешься, – посторонившись, чтобы пропустить зондергруппу, яростно стучащую копытами по каменной кладке у ворот, возразил Курт. – Узнать у него можно много интересного. К примеру, не имеет ли он сведений о местах сборищ его сородичей. И еще: видите вон тех шестерых? Это люди. Простые смертные. Которые служили в их личной страже.
– В их? Он был не один?
– Трое, – все так же беспечно отозвался Курт. – Прочих двоих я убил.
– Но… люди – служили штригам? – неверяще, с нескрываемой ненавистью в голосе проговорил тот. – Господи Иисусе, это ж каким надо быть ублюдком…
– Хотелось бы, – кивнул он, – узнать, где это им удалось найти толпу народу, без зазрения согласившихся на такую службу. И многое, многое еще. Ну, а кроме того – парни, думаю, то, как будет корежиться под солнцем стриг, не вы одни захотите увидеть. Давайте-ка сохраним его в относительной целости до того дня. Чем он будет здоровей и крепче – тем дольше промучается.
– Ну, это все верно, только… Ну хоть бы одним глазком…
– Знаете-ка, вот что, – решил Курт, – сперва мы устроим его в защищенном месте, обезопасим, а там будет видно.
– Мы им что – бродячие шуты с диковинками? – недовольно пробурчал шарфюрер, выслушав переложение этой беседы, и он вздохнул:
– Придется впустить пару-другую человек посмотреть на тварь, иначе по городу может поползти молва, что мы парим им мозги. Один фальшивый стриг здесь уже был, и обыватели вполне могут предположить, что Конгрегация пошла тем же путем. Учитывая отношение местного рата, я даже могу вам точно сказать, кто именно пустит и станет активно распространять сей мерзкий слух. А уж горожане подхватят его с готовностью.
– Швабы, – с отвращением выговорил Келлер, и Курт лишь невесело усмехнулся в ответ, придержав коня у поворота на широкую многолюдную улицу.
Городская жизнь пребывала в высшей точке кипения, и взгляды, обращавшиеся к едущим, Курт ощущал спиной, кожей, нервами, пытаясь вообразить, как их процессия выглядит со стороны. Келлер, весь вид которого свидетельствовал о его начальственном положении, и он сам, в крови с головы до сапог, во главе небольшой, но внушительной группы из десяти всадников в одинаковой броне, пугающей даже видавших виды ульмцев. Вывешенные открыто Знаки с отличающим их от прочих служителей Конгрегации изображением Георгия Победоносца, покровителя бойцов зондергруппы, сияли на ярком весеннем солнце, как хорошо наточенный топор палача.
Адельхайда, уснувшая в пути на одной из телег, одетая в платье, найденное в гардеробе Хелены фон Люфтенхаймер, завернутая в одеяло темно-синего цвета и оттого кажущаяся мертвенно-бледной, притягивала взгляды заинтересованно-испуганные, на фон Вегерхофа же, залитого уже засохшей кровью еще гуще, чем майстер инквизитор, глазели изумленно и непонимающе. Вторая телега с огромными бочонками, накрытыми от солнца, и вереница из шести плененных наемников, похожих в своей связке на угнанных рабов, под охраной двух бойцов влачились позади.
Стриг разминулся с зондергруппой, увезя с собой и все еще спящую Адельхайду, заверив майстера шарфюрера, что ни помощь, ни охрана не требуется, и засвидетельствовав от собственного имени и от имени госпожи графини, что покидать пределов Ульма никто из них не станет, что следующим утром он будет готов принять майстера инквизитора или любого служителя Конгрегации в собственном доме, если таково будет их желание, а госпожа графиня наверняка займет прежние комнаты на втором этаже «Моргенрота». Уже уезжая, фон Вегерхоф высказал надежду на то, что отчет о произошедшем и приглашение специалистам явиться в Ульм руководство Конгрегации получит скорейшим образом. Келлер пропустил это сообщение мимо ушей, для которых оно, собственно, и не предназначалось.