— Когда я потерял сознание?!
— Мне горько топтать твою гордость, Юра, но в самом начале драки, — развёл руками Евгений Стальевич. — Увы.
Старик сидел возле моей кровати с видом доброй медсестры: такой заботливый, внимательный, точно знающий, какой компресс нужно приложить, какую мазь использовать, какую таблетку проглотить… Десять минут назад, когда я только проснулся и сполна оценил разрушительные последствия романтической прогулки, Стальевич показался мне спасителем.
Но лучше бы он ничего не рассказывал!
— Вы шутите?
— Мы говорили о романтике, и в этот миг тебя ударили по голове. Ты повалился на Миру, и на этом твоё участие в сражении закончилось.
— Я ничего не видел?
— Ты пробыл без сознания до утра.
То есть я не видел невнятных чёрных фигур, длинных, но очень скоординированных, обладателей пронзительно-жёлтых глаз, умеющих бить не прикасаясь, вооружённых острыми светящимися когтями, неведомыми и невидимыми щитами. И Гамлет не обращался в чудовище… Да и как он мог, он же собака. А его лая я не слышал, потому что валялся в отключке, а моя девушка и древний старик пытались отбиться от…
— Обезьяны отмороженные, только стаями и нападают, шакалы трусливые, — проворчал мирный продавец сувениров. — С бейсбольными битами на нас накинулись, потом травматику достали. Какая только мразь им разрешение на неё выдает?
— Евгений Стальевич…
Старик удивлённо посмотрел на меня, понял, что перегнул палку, поправил очки и развёл руками:
— Извини, Юра, увлёкся. Просто в моё время они знали своё место, а теперь оборзели от безнаказанности. А безнаказанность для тупых и злобных тварей хуже наркотика, поскольку примитивные мозги понимают только две позиции: «можно» и «нельзя», и если «можно», то начинается полный беспредел.
Правильные, но жёсткие слова не укладывались в моём сознании с образом добродушного старика, поэтому я поспешил мягко оборвать неожиданный монолог:
— Как вы отбились?
— Полицейский патруль помог. Машина въехала в наш двор буквально через минуту после того, как ты потерял сознание. А до этого времени их Мира и Гамлет кое-как сдерживали.
Мне стало совсем стыдно.
— Так эти щенки отмороженные даже на полицейских напали!
«Рыжий»! Я вспомнил примчавшегося к нам на помощь «лаборанта». Вспомнил настолько ярко, что не удержался:
— И тот парень не погиб?
— Какой парень? — искренне изумился Стальевич. Вранья я не почувствовал и уточнил уже без всякой надежды:
— Рыжий.
— Не было там никакого рыжего. Стыдобища…
Я мужественно удержал в себе желание провалиться сквозь землю и осведомился:
— Почему меня не забрали в больницу?
— Ты бы этого хотел?
Проснуться в окружении незнакомых людей без одежды и документов? Потом пытаться сбежать или умолять отпустить? Тратить время?
Я потрогал свою многострадальную голову и ответил честно:
— Нет, не хотел бы.
— Вот и я так подумал, — кивнул Стальевич. — Поэтому попросил полицейских притащить тебя сюда и остался на ночь.
Но почему остался именно ты? Я, конечно, понимал, что не проявил во время ночного сражения ни одного из своих многочисленных положительных качеств — ни героизма, ни мужественности, ни даже стойкости, — но всё же надеялся встретить у постели прелестную женщину, а не дряхлого старца.
— Где Мира?
— Уладила всё с полицией и уехала.
Действительно, что ей тут делать? Рядом с таким олухом, как я? Ни любимую защитить не смог, ни старичка с собачкой. Неудачник! Я понял, что на моих глазах вот-вот выступят слёзы.
«Мира! Прости меня!»
— Хорошая она девушка, — негромко произнёс Стальевич.
И я едва не разрыдался.
— Замечательная.
«Нужно ей позвонить! Прямо сейчас! Попросить прощения и договориться о встрече!» Я стал озираться в поисках телефона.
— Давно её знаешь?
— Два дня.
— Ты выглядишь влюблённым.
— Вы должны помнить, как это бывает: увидел один раз, и чувство осталось навсегда. — На тумбочке телефона не оказалось, в ящике — тоже. Я был в отчаянии. — Такова жизнь.
— Словно молнией ударило?
— Ага.
«Правильно! Я ведь раздевался не сам, а значит, телефон по-прежнему лежит в пиджаке!»
— Евгений Стальевич, где моя одежда?
— Юра, молния ударила в тот самый миг, когда ты её увидел? — Старик не сводил с меня внимательного взора.
— Мой пиджак…
— Сейчас принесу, — пообещал Стальевич. — Ответь, пожалуйста, на вопрос.
— Сначала Мира показалась мне красивой, но обычной, — с трудом сдерживаясь, сообщил я. — И лишь потом я осознал, насколько она прекрасна…
«Я должен ей позвонить! — На лбу выступили капли пота. — Я должен!»
— Выпей.
Старик поднёс к моим губам чашку, я машинально сделал пару глотков довольно кислого питья… «Холодный чай с лимоном?»… и проглотил плававшую на поверхности таблетку.
— Чёрт!
— Извини, забыл предупредить, — совсем не извиняющимся тоном произнёс Стальевич.
— Это от головы?
— Скорее от сердца.
— Меня же по голове ударили.
— Я пошутил, — махнул рукой старик. После чего зачем-то проверил мой зрачок и поинтересовался: — Встать можешь?
Я охотно поднялся на ноги. Ночью меня нарядили в банный халат, так что я не предстал перед гостем во всей красе.
— Так?
— Голова болит?
— Почти нет.
— Тогда я за тебя спокоен. — Стальевич пожал мне руку и направился к дверям. — А то меня Гамлет дома заждался.
— Привет ему!
— Обязательно.
Проводив старика, я вышел на кухню, сварил себе кофе и задумался. Верить или нет?
Мог ли я видеть настолько реалистичный сон? Даже при условии, что сначала я выпил два стакана ликёра в «Топоре», потом полбутылки красного, а ещё потом мне основательно заехали по голове? Чёрные фигуры, жёлтые глаза, распиленная голова «лаборанта», превратившийся в монстра Гамлет…
Над объяснениями старика я размышлял весь кофе, потом весь душ и одевание, но ничего толкового не измыслил. Да и выбор, собственно, был невелик: либо верить в желтоглазых чудовищ, умеющих бить не прикасаясь, либо в глюкодейственную силу удара по голове. Хотите — верьте, хотите — нет, но прослыть идиотом желания у меня не было.