Когда лев закончил свежевать тушку жертвы, за нее тут же принялись стервятники и прочая падаль. Председатель профкома не выдержал и, брызжа слюной, стал выплевывать что-то про позор и безответственность, подорванное доверие и добр ое имя университета… У Игоря от бессильной злобы сжались кулаки, и взорвался:
— Вы что, не понимаете? Лобанов умер! Умер! Нету его! Нас били, меня контузило, мою невесту отравили усыпляющим газом. Погиб человек, а вы носитесь тут со своей дурацкой репутацией! Бюрократы хреновы!
Полицейские скрутили сопротивляющегося Игоря и выволокли его из зала.
— Да отпустите вы меня! — оказавшись в коридоре, он вырвался из цепких рук стражей порядка и, прислонившись к стене, растерянно запустил пальцы в волосы. Как это могло произойти всего за несколько дней? Как с таким трудом налаженная жизнь по чьей-то злой прихоти в мгновение ока полетела псу под хвост?
— Мой вам совет, — рядом с Игорем возник прокурор со стаканом воды. — Помалкивайте, если не хотите, чтобы стало еще хуже.
Хуже. Игорь мрачно ухмыльнулся. Что могло быть еще хуже…
Через несколько часов он стоял в прихожей своей квартиры и молча наблюдал, как она собирала вещи.
— Ты не видел мою шляпку? Ту, которую из Анапы привезли.
— И все? Просто уйдешь? Как и не было ничего?
— У Ленки поживу, — Катя присела на кровать. — Я тебя люблю, но и меня пойми. Вламываются посреди ночи, увозят тебя неизвестно куда. Я просыпаюсь в перевернутой квартире, — в расстегнутой сумке одна за другой торопливо исчезали бесконечные кофточки. — С кафедры тебя выперли, с работой непонятно, опять же — суд. В театре об этом в каждом углу шушукаются. А после того как меня на допрос вызвали, коситься стали все. От дряни, которой брызнули, два дня отойти не могла, а у нас сейчас репетиции каждый день. Вдруг со спектакля снимут? Я за театр больше всего боюсь, это же моя жизнь.
— А я? А свадьба?
— Понимаешь, все так сложно, — по мученической гримасе на Катином лице и стандартной, ничего не объясняющей фразе Игорь поня л, что она играет. Конечно, для актера это естественно, он помнил достаточно ситуаций, когда она начинала вести себя в жизни так, словно находилась на сцене, но сейчас это почему-то вызвало раздражение.
— Мы справимся, и все будет как раньше, — он подошел к Кате, взял ее за руку. — Я знаю.
— Не делай из меня дуру! Это связано с твоей работой, я же вижу. Пойми, я не могу жить в постоянном напряжении. Может, мне просто нужно подумать, разобраться в своих чувствах. — Катя выдернула руку, и Игорь почувствовал на ладони колечко от Бена Кокса [5] , которое подарил на помолвку. — Уже не светится. Символично… А может, мы просто поторопились?
Покон чив с сумкой, Катя стала натягивать сапоги:
— Ты правда милый, но кто знал, что так выйдет, — наконец она открыла входную дверь и обернулась: — За остальным вернусь позже, перед этим позвоню.
И захлопнула за собой дверь. Игорь немного постоял, отстраненно вслушиваясь в удаляющийся цокот каблуков.
— Если будет куда возвращаться, — наконец пробормотал он.
То, с какой легкостью Катя отправила в корзину два года их отношений, стало для него последним ударом.
* * *
Он смутно помнил, как плелся на заседание суда, не замечая колотящих по лицу тугих плетей проливного дождя. Как не слышал ничего, кроме стука судейского молотка, который, словно орудие гробовщика, с каждым новым ударом забивал гвозди в ящик, где еще колотилась его жизнь.
— Подсудимый, встаньте. Суд признает вас виновным и обязует выплатить университету сумму, соотве тствующую размерам нанесенного ущерба, в течение тридцати календарных дней. Подсудимый, вам понятен приговор?
— Да, ваша честь.
Выплата компенсации. Игорь вспомнил сумму, затраченную на исследования, а также стоимость оборудования, превращенного взрывом в оплавившиеся обломки, и понял, что в лучшем случае ему грозила полная конфискация имущества. Но было уже все равно. Навалившаяся боль от смерти друга и разрыва с Катей понемногу отступила, превратившись в тупое безразличие.
— Не переживайте так… может, образуется… хорошо ведь, что не в тюрьму. — Адвокат на прощание натянуто улыбнулся и, прикрываясь от хлещущего дождя портфельчиком, испуганно юркнул в подкативший к остановке автобус.
И разверзлись хляби небесные…
Маслянистые лужи, в которых с шелестом пузырилась дорожная грязь, дергано перемигивались неоновыми бликами вывесок. За углом, покачиваясь, громыхал трамвай. Единственн ый фултоновский зонт покоился на дне коробки с пожитками где-то на квартире у бабушки. Запрокинув голову, Игорь зажмурился, подставив пылавшее от внутренней бури лицо с налипшими на лоб волосами под хлещущие прохладные струи. Сверкнула молния, и над городом раскатисто грохнуло, словно выстрелили из гигантского пистолета.
Как там было у Кинга — ДДДТ? День другой, дерьмо все то же.
Да нет, с ним такое впервые. Бэд бит [6] .
Желание забыться внезапно стало таким пронзительным и томительно сильным, что Игорь впервые за много лет ощутил острую потребность выпить. Но не махнуть пару стаканчиков, а подойти к делу серьезно, с присущим русскому человеку размахом. Наличности оставались копейки, но на ларечные подделки, гордо именуемые «джином» или «отверткой», хватало вполне, что полностью соответствовало мазохистскому желанию изнасиловать не только душу, но и тело. Именно сомнительного качества суррогатом, а не чем-то относительно приличным. Не празднуем же — поминаем. Вот оно — дно пропасти, выбраться из которой можно было только на волшебном ковре-самолете. Как говорится — добро пожаловать!
Инженер осмотрелся, скребя пальцами небритую щеку. Разглядев сквозь пелену дождя мигающую вывеску продуктового на другой стороне улицы, он сунул руку в карман за хрустнувшей сторублевкой, чувствуя себя персонажем какой-нибудь старенькой блюзовой песни. Одиноким, бредущим по пустынной дороге с гитарой наперевес, меланхолично ожидающим, когда жизнь снова уронит на его пути камень, о который он непременно споткнется. А может, просто пинком отправит в придорожные кусты.
Эй, палач, палач — постой, постой-ка, погоди.
Скачет кто-то там, далече, и друг мой — впереди.
Эй, дру г, мой друг, я слышу звон
Монет в мошне твоей,
Иль обманулся я в тебе