* * *
Тяжело дыша, Крис добежал до двери, за которой тоннель разветвлялся. Правый коридор уходил в сторону темниц. Все еще гремели одиночные выстрелы, чередуясь с автоматными очередями. Под землей все это звучало непривычно глухо.
Он бежал по скальному грунту и через сотню метров очутился перед второй дверью. Распахнул ее и продолжал бежать по другим коридорам, минуя следующие двери, пока не попал в просторное помещение, на другой стороне которого вела наверх лестница.
Над ним гремел мужской голос, отдавая приказы, рассылая людей и выясняя, что происходит на въезде в имение. Главные ворота, насколько понял Крис, протаранил бронетранспортер, против которого автоматы охранников оказались бессильны.
Автоматные очереди приблизились, потом удалились, и низкий голос то и дело звал Марвина и Барри. Потом, наконец, все стихло.
Крис выждал полминуты и прокрался наверх.
Он явно находился в главном здании. От импозантного фойе с хрустальными люстрами, скульптурами и мраморным полом в обе стороны отходили коридоры.
Где же здесь могут быть кости? А таблички?
«Марвин, сука! — кипел Крис. — Это все мое!»
Он кинулся направо, одну за другой распахивая двери. Комнаты были полны тишиной и пышно обставлены мебелью прежних веков. Он побежал вдоль другой стороны коридора, снова раскрывая двери и заглядывая в комнаты.
Сколько времени у него еще оставалось? Не придется ли осматривать еще и комнаты верхнего этажа? Насколько вероятна возможность, что кости и таблички просто лежат на виду?
За следующей дверью раздавались какие-то стуки. Крис крепче сжал пистолет, левой рукой нажал на ручку и толкнул дверь.
Марвин стоял у стеклянной витрины и от нетерпения стонал. Он лихорадочно срывал с пюпитров пергаментные страницы и укладывал их в папку с мягким подкладом.
— А вам все нипочем, а?
Марвин резко обернулся, сверкнув на Криса глазами:
— Зарентин! Надо же! А вы думали, что я дрожу от страха? Может, вы думали, что я не подготовлен?
Крис не слушал. Взгляд его упал на стол у окон. Глиняные таблички и кости аккуратно лежали рядком на темной гладкой подложке в металлическом чемодане серебристого цвета, готовые к перевозке. Рядом лежал карманный фонарь. Его собственный рюкзак валялся на полу.
Крис не спускал с Марвина глаз.
— Слово Божье! — воскликнул Марвин, продолжая доставать из витрины листки и укладывать их в папку. — Вы видите это? — Марвин указал на полки: — Слово Божье! Запротоколированное, благоговейно сохраненное. Сокровище!
— Крепкие же у вас нервы…
Глаза Марвина фанатично вспыхнули:
— Бог со мной! Как во Вьетнаме. Там он явился мне в откровении, подарил жизнь, когда я, как крыса, рылся в земле. — Голос Марвина понизился до еле слышного шепота, передавая неизбывное благоговение. — Неужели вы думаете, что теперь, когда я служу ему, он лишит меня своего благоволения? О нет, Зарентин! Он взирает на мои деяния благосклонно, понимает меня и поддерживает!
Крис молчал. Марвин, казалось, был неколебимо убежден в том, что говорил.
— Знаете, чего мне еще не хватает? — Марвин снова закрыл доступ к сокровенному в своей душе. Голос его обрел прежнее спокойствие и равновесие. — Хотелось бы мне иметь один фрагмент из генизы в синагоге Каира. В тамошних закрытых запасниках есть находки аж из шестого века… Или остаток Гексаплы, греческой Библии из шести частей с их шестью переводами.
— В тюремной библиотеке вы найдете, пожалуй, лишь стандартный перевод.
— Не создавай мне препятствий, молокосос. Иди со мной и послужи Господу — либо иди прочь! — Марвин продолжал укладывать листки.
— Вы не в своем уме! — Взгляд Криса скользнул по стеллажам. На другой стороне комнаты он заметил одну секцию стеллажа, выступающую на несколько сантиметров вперед. Марвин вдруг выпрямился. Его лицо окаменело. Крис шагнул к противоположной стене и потянул полку на себя. Стеллаж выдвинулся еще сильнее, и за ним обнаружился ход с лестницей, ведущей вниз.
— Куда ведет этот ход? Вы пришли сюда оттуда?
— Это путь на свободу, Зарентин.
Крис немного подумал, потом бросился к своему рюкзаку, поднял его с пола и положил на стол рядом с металлическим чемоданчиком. Левой рукой открыл рюкзак, не сводя с Марвина дула пистолета, и уложил в него глиняные таблички и кости. Карманный фонарь сунул в карман.
— Куда ведет этот ход? В преисподнюю?
Марвин молчал, потом захихикал:
— В конце его вы окажетесь в сарае посреди леса. Давайте уйдем вместе…
— С какой стати я стану вам помогать?
— Хотя вы этого еще не осознали, но вы есть орудие Бога! Так же, как и я! — Марвин говорил со смертельной серьезностью. — Это и определяет наши пути. Вот с какой стати. — Издатель спокойно уложил в свою папку последний листок, застегнул ее и повернулся к Крису: — Вы что, не понимаете? Это и определяет наши пути!
— Уйдите прочь с дороги! Оружие у меня, не у вас.
— Вы думаете, я его боюсь? — Глаза Марвина гневно сверкнули. — Во время Вьетнамской войны я душил Вьетконг прямо в его катакомбах. Только Бог мог спасти мне жизнь в этих подземных норах, нашпигованных ловушками. И вы всерьез считаете, что я могу испугаться вашего пистолета? Да вы дрожите!
Марвин шагнул к Крису.
— Я уйду, а вы околевайте здесь! Расплачивайтесь за свои грехи! — Крис поднял оружие.
— Вы не знаете Бога. Даже если бы я грешил: Ибо в доброте своей говорит Господь: я не хочу смерти грешника… — Марвин заржал: — Зарентин, знаете ли вы, кто это сказал? Нет? Святой Бенедикт. — Марвин снова рассмеялся: — Нам не уйти от воли Божьей. Наши жизни прочно связаны одна с другой, это вы еще поймете…
Рука Криса вскинулась вверх, и рукоять пистолета обрушилась на череп подскочившего преторианца.
Марвин вскрикнул:
— Зарентин, и вам не уйти от воли Божьей. — Он рухнул на пол: — Это еще не конец…
Остров Св. Гонората
Вторник
Было пять часов, когда Дюфур поднялся с постели с ознобом и беспокойно бродил по своему маленькому дому вблизи Вальбонна. Потом наконец помылся и оделся. Он поехал в Канны, одиноко бродил там по пляжу и сидел на корточках перед набегавшей на песок волной, пока не началась посадка на первый, девятичасовой, паром.
На острове Св. Гонората он направился к монастырю Де Леринз — то медленно, то снова ускоряя шаг по слегка поднимавшейся в гору дороге мимо виноградников — и у ворот монастыря вошел в маленькое приемное помещение. Последний мирской бастион представляла собой пожилая женщина за тяжелой, коричнево-мореной стойкой.