Кэт, широко улыбаясь, села в машину. То, что началось как дерьмовая ночь, превращалось в крутую историю.
«Бентли» заскользил по шоссе, и Кэт снова поблагодарила женщину.
Женщина кивнула и включила стерео. Что-то классическое — Бог мой, ну и система, будто сидишь в концертном зале!
— Если я могу как-нибудь отблагодарить вас…
— В этом нет необходимости, милочка.
Крупная женщина, большие руки в кольцах.
— Ваша машина — нечто невероятное, — заметила Кэт.
Женщина улыбнулась и прибавила звук.
Кэт откинулась назад и закрыла глаза. Подумала о Рианне и Бетти с парнями в поддельных рубашках. «Как вкусно будет рассказать им свою историю».
«Бентли» молча поднимался на холм. Мягкие сиденья, алкоголь, травка и падение уровня адреналина внезапно повергли Кэт почти в коматозный сон.
Она громко храпела, когда машина мягко повернулась и принялась взбираться на холм, направляясь в темное и холодное место.
Когда поступил вызов, я обедал вместе с Майло в кафе «Прибой» в Малибу.
Ни у него, ни у меня не было никакой причины быть в этом месте, кроме великолепной погоды. Ресторан представлял собой картонное бунгало с окнами во всю стену и деревянной верандой, высоко поднятой над землей, расположенное к югу от Кэнон-Дюн-роуд. Назван он был не по делу, так как располагался в полумиле от океана и воды из него видно не было. Но кормили там фантастически, и даже на таком расстоянии ощущался запах прибоя.
Был час дня, мы сидели на веранде и ели желтохвоста, запивая его пивом. Майло только что вернулся из Гонолулу, где пробыл неделю и умудрился сохранить свою кожу в первозданной молочной белизне. Неудачное освещение не улучшало его внешнего вида: бугры на лице, рытвины от прыщей, морщины и обвисшие брыл и, как у мастиффа. Сегодняшний великолепный свет лишь вскрывал самое худшее.
Несмотря на это и на самую безобразную гавайскую рубаху, которую мне только довелось видеть, он выглядел прилично. Никакого подергивания и мгновенных гримас, выдававших попытку скрыть боль в плече.
Рубашка представляла собой дикую смесь рыжих слонов, синих верблюдов и желтых мартышек на фоне оливково-зеленой синтетики, которая липла к округлому торсу моего друга.
Поездка на Гавайи последовала за двадцатью девятью днями лежания в больнице: там он поправлялся от дюжины ружейных дробинок, засевших в его руке и плече.
Стрелок, одержимый психопат, был убит, избавив всех от судебных неприятностей. Майло отнесся к своим травмам легко, заявив, что «кость, твою мать, не задета», но я видел его рентгеновский снимок. Несколько дробинок прошли в паре миллиметров от сердца и легких, а одна крупная пакость засела настолько глубоко, что ее нельзя было удалить, серьезно не повредив мускулы, — отсюда подергивания и гримасы.
Несмотря на все это, предполагалось, что в больнице Майло пробудет не дольше трех дней. Однако на второй день он подхватил стафилококковую инфекцию, в результате чего провалялся под капельницей почти месяц. Лежал он в палате для высокопоставленных пациентов, потому что жил вместе с доктором Риком Сильверманом, начальником отделения «Скорой помощи».
Но даже лучшее помещение и хорошая еда не очень-то помогали: у Майло держалась высокая температура, и был момент, когда начали сдавать почки. В конечном итоге он все же выкрутился и начал ворчать по поводу палаты и актрисы двадцати одного года от роду с официальным диагнозом «усталость». При этом специалист по детоксикации практически жил в ее палате.
Однажды два папарацци умудрились пробраться сквозь охрану, но были тут же вышвырнуты личными телохранителями актрисы.
Я тогда пошутил:
— Раз они не могут добраться до нее, может быть, удовлетворятся тобой?
— Да уж, конечно. «Пипл» и «Ас» не смогут выжить без крупного плана обширной полярной тундры, каковой является моя высокопоставленная задница.
Майло выбрался из постели, вышел в холл и уставился на полицейского, торчащего около его двери.
— Любопытный козел.
Он явно поправлялся.
После выписки Майло старательно делал вид, что все в порядке. Рик, Робин и я, а также все, кто его знал, делали вид, что не замечают его скованности и дефицита энергии. Врач подразделения настаивал, что ему необходимо отдохнуть, и его начальник отказался слушать любые возражения по этому поводу.
Что характерно, Майло и Рик обсуждали отпуск в тропиках много месяцев напролет, но когда настало время, по настроению моего друга можно было заключить, что его ждет тюремное заключение.
Он прислал мне одну-единственную открытку: гигантские самоанские борцы сумо возятся на белом песке. Подпись гласила:
«А.!
Окончательно обоспался. Это тебе местные. Еще немного местной жрачки, и прости-прощай мой контракт с модельным агентством.
Твой в примитивном смысле,
М.».
Сейчас он прикончил свою вторую кружку пива и сказал:
— Чего это ты кривишься?
— Разве?
— Я опытный наблюдатель. Ты кривился.
Я пожал плечами.
— Это по поводу рубашки, верно?
— Рубашка классная.
— Тебе повезло, что поблизости нет детектора лжи. Тебе что, не по душе настоящая, островная, высокая мода?
— Слоны на Оаху?
— Тебе все нужно уточнить, — Он потер кусок синтетики между похожими на сосиски пальцами. — Если бы мне встретилась рубашка с Фрейдом, анализирующим махимахи, я бы привез ее тебе в подарок.
— Австралийские орехи были что надо.
— Ну да, ну да.
— Завтра выхожу на работу. Этот отдых сводит меня с ума. Беда в том, что, как только я попаду в офис, выяснится, что делать нечего. Никаких новых дел, не говоря уж об интересных.
— Откуда ты знаешь?
— Вчера послал капитану письмо по электронной почте.
— Затишье в Западном Лос-Анджелесе.
— Затишье перед бурей или еще хуже.
— Что может быть хуже?
— Отсутствие бури.
Он настоял на том, чтобы расплатиться, и полез за бумажником, но тут зазвонил телефон и я воспользовался моментом, чтобы передать официантке свою кредитную карточку.
— Ловкач. — Майло нажал кнопку и послушал. — Ладно, Шон, почему бы и нет? Но если произойдет настоящее преступление, все ставки аннулируются.
Когда мы уходили, я спросил:
— У Шона поддельное преступление?
— Кража машины в Брентвуде. Сначала украли, потом вернули. — Как и большинство детективов из убойного отдела, он считал любой, менее серьезный повод, чем убийство, простой прогулкой.