Она оглядела дугу тупика.
— Я сейчас начинаю вспоминать. Вон оттуда доносился весь этот вой койотов. Я так испугалась, сэр, ведь было очень темно, совсем как сейчас. Я ненавижу темноту. Пойдемте отсюда?
— Стой рядом с моим напарником и не двигайся. — Майло снова пошел назад, на этот раз поближе к бледному дому.
— Все это карабканье вверх ему наверняка вредно, — заметила Таша, но я не ответил. — Ему надо заниматься физкультурой… Вы так мало говорите, сэр… Здесь так неприятно, тихо и страшно, вы понимаете, что я имею в виду. Как будто кто-то может выпрыгнуть. Как будто что-то… в тишине всегда таится зло. Дьявол любит тишину. Он хочет, чтобы вы думали, что все мило и тихо, и только тогда выпрыгивает и хватает вас. Это плохая тишина. Даже в Фонтане тишина лучше, чем здесь. Когда все куры засыпают, ты можешь слышать, как идет поезд. Я любила лежать в постели и слушать, как идет поезд, и старалась себе представить, куда он идет… Вот ваш друг снова идет сюда; надеюсь, на этот раз он увидел достаточно и мы сможем убраться куда подальше.
Майло был разочарован.
— Не могу сказать с уверенностью, но такое впечатление, что никого нет дома.
— Мои волосы говорят, — заявила Таша, — что это послание от Бога. Давайте уедем отсюда и найдем место, где есть хоть какие-то звуки.
Пока мы спускались по Алтаир-террас, Майло отдавал по телефону распоряжения относительно графика наблюдений на сегодняшнюю ночь.
У Бичвуда Таша сказала:
— Кажется, ко мне возвращается аппетит. Высадите меня у «Баскин-Роббинс», пожалуйста.
Прежде чем Майло ответил, нас ослепили фары автомобиля. Единственная машина, поднимающаяся в гору с юга.
Майло толкнул Ташу в кусты.
Фары добрались до перекрестка. «Фольксваген» непонятного цвета, трудноразличимого в темноте. Мы услышали скрежет, когда машина свернула на Алтаир-террас.
— У них кончилась жидкость в трансмиссии, — заметила Таша.
Майло выступил вперед, коснулся бока машины, когда она поворачивала, и постучал в пассажирское стекло: одна рука на кобуре, вторая держит жетон.
Машина остановилась. Майло показал жестом, что просит опустить стекло.
С пассажирской стороны оно открывалось вручную. Рука водителя, высунувшегося из окна, так и осталась лежать на ручке, а сам он наклонился к нему ближе.
Молодая женщина лет тридцати или около того, с широко открытыми удивленными глазами и короткими темными волосами. Вся задняя часть фургона заставлена картонными коробками.
— Вы живете на этой улице, мэм?
— Угу. Что-то случилось.
— Ничего такого, чтобы стоило волноваться. Вы знаете людей, который живут в последнем доме, в конце дороги?
— Не очень.
— Нет?
— Я… их там нет.
— Они редко здесь бывают?
Ее глаза перебежали на кузов машины.
— Да.
— Все в порядке, мэм? — спросил Майло.
— Вы меня удивили. Мне нужно ехать. Присмотреть за ребенком.
Закусив губу, она нажала на педаль газа, машина рванулась вперед, едва не переехав ногу Майло. Он отпрянул, еле удержав равновесие.
Мы смотрели, как машина поднимается по Алтаир-террас, а потом Таша сказала:
— Чтоб меня украли, но эта девушка сильно перепугана.
Спрятавшись в темноте, мы смотрели, как машина остановилась между бледным домом и ближайшим соседом.
Я заметил:
— Когда ты спросил, живет ли она здесь, она сказала: «Что-то случилось». Она не спрашивала, а утверждала.
Майло снова вытащил телефон и шепотом отдал приказания.
Машина простояла несколько минут, прежде чем женщина вышла и открыла дверцы. Покачала головой, вроде как в ответ на неслышный нам вопрос. А потом из машины вышел еще один человек. Выше, короткие волосы, рубашка и брюки.
Мужчина.
Он жестом подозвал женщину, и они вдвоем потянули из салона что-то квадратное, скорее всего коробку, примерно фута четыре в длину.
Мужчина отстранил женщину, ухватил коробку поудобнее и поставил на землю.
Раздался хорошо слышный стук.
Он оттолкнул руку помощницы и снова показал, чтобы отошла. Женщина сделала шаг в сторону, где и остановилась, прижав руку ко рту.
Мужчина начал раскачивать коробку. Отпустил.
Женщина рванулась вперед, остановила коробку от падения и поставила ее ровно.
Мужчина уперся руками в бедра, и мы услышали, как он засмеялся.
Женщина попыталась поднять коробку, но ей не удалось. Тогда мужчина ухватился за один конец, и они вместе понесли коробку к дому.
— Снова за аэробику, — проворчал Майло и пошел вперед, бесшумно ступая огромными ботинками на резиновых каблуках.
Я услышал движение прежде, чем увидел. Таша, дрожа, уцепилась за ветку, чтобы удержаться на ногах. Посыпались листья.
— Не двигайся, — предостерег я.
— Можете не сомневаться, сэр.
Я пошел вслед за Майло. Футов через двадцать я уже смог разглядеть детали.
Майло стоял, расставив ноги и держа двумя руками пистолет девяти миллиметрового калибра. Оружие было направлено в улыбающееся лицо человека, который называл себя Николасом Губелем. И несмотря на то что Майло бежал в гору — никаких признаков одышки.
На Губеле была стянутая у ворота крестьянская рубашка, белые юбка-брюки, выставляющие напоказ волосатые лодыжки, красные бакелитовые серьги и красная губная помада. Ансамбль завершали двухдневная щетина и старушечьи очки.
Кажется плохой шуткой, если бы не рука вокруг шеи женщины с короткими волосами, отчего ее спина выгнулась, а голова запрокинулась назад. В другой руке Губель держал маленький черный пистолет, прижатый к картонной коробке, и, казалось, старался проткнуть ее дулом — в ней уже образовалась дырка.
— Пожалуйста, отпустите его! — взмолилась женщина. — Он там задохнется!
— Хорошая идея, Дейл, — поддержал Майло, но Губель не ответил.
— Мой ребенок, — всхлипнула женщина, и Губель надавил на пистолет, засовывая его глубже в коробку.
— Возможно, будет милосерднее вышибить у малыша мозги?
— Пожалуйста! — простонала женщина.
В одном из домов посредине Алтаира зажегся свет.
— Посмотри, что ты наделала, — сказал Губель и сунул пистолет в коробку так глубоко, что в ней скрылось все дуло. Коробка зашевелилась. Он пнул ее. Из коробки стали доноситься звуки.