Три комнаты из пяти на Алтаир-террас были заполнены сувенирами. С угла письменного стола открывался прекрасный вид на надпись «Голливуд». В гараже — белый «лексус».
«Бентли» перевезли из автолаборатории полицейского управления Лос-Анджелеса на площадку, куда свозили машины и где так долго простояла машина Кэт Шонски.
— Может быть, шеф сможет пользоваться ею для официальных поездок? — предположил я.
Майло заметил:
— А если еще привязать к переднему бамперу пару чистокровных скакунов, будет вообще идеально.
Шкафчик с медикаментами Анселла Брайта — Дейл а не содержал ничего интересного, только аспирин и капли от насморка. Под раковиной обнаружилась полированная черная коробка из орехового дерева, заполненная ампулами с синтетическим тестостероном. В похожей коробке из клена лежали запечатанные шприцы.
— Накачивал себя? — хмыкнул Майло. — Под стать платью?
Я только поднял руки вверх.
Он прикончил свой мартини и поведал мне о нескольких поддельных паспортах на разные имена, по которым можно было проследить путь Брайта от Нью-Йорка до Лондона, затем в Париж, Лиссабон, снова в Англию, Ирландию и Шотландию. Конечный пункт — Цюрих.
Трэммел Дэбсон был еще одним таким именем. Также как и невезучий Николас Губель. Настоящим хозяином этого имени оказался младенец, похороненный на кладбище «Мортон-холл» в Эдинбурге. Брайт сфотографировал надгробие и занес снимок в один из своих пятнадцати специальных файлов.
Хроники жизни, проведенной в маске.
Сувениры не ограничивались бумагой. В небольшом погребе, вырытом в склоне холма за домом, Майло обнаружил три ящика, где хранилось оружие, ножи, две ацетиленовые горелки, крепкая веревка, хирургические перчатки, скальпели, щупы и склянки с ядом.
Вырезки из иностранных газет создавали свою хронологию.
Нераскрытое убийство хозяина пансиона в одиннадцатом округе в Париже.
Исчезновение оксфордского общественного деятеля, славящегося дурным нравом.
Статья на португальском, которую еще предстояло перевести. Но мутный снимок грузной женщины и постоянно повторяющееся слово «assasinato» говорили о многом.
Дом в Брентвуде служил для показухи и ничего не дал судебным экспертам: просто адрес в модном районе для поддержания реноме Брайта в роли Губеля, собирающегося вести жизнь финансового советника. У Сораи Хэмидпор уже был клиент из «сферы кино», готовый туда переехать.
Доступ в компьютер Брайта оказался сравнительно легким: никакого кодирования, пароль — «Умник».
На его жестком диске мы нашли в основном финансовые документы, связь с биржами по всему миру и… набор садистской порнографии.
В отдельной директории имелось пять черновиков проспекта под названием «Николас Сен-Губель III», которые были составлены два года назад. Это был план организации «Гайдро-Уорт» — инвестиционного фонда, основанного на торговле нефтепродуктами. В проспекте Брайт рассказывал выдуманную биографию и врал насчет того, что учился в Итоне и Гарварде, которые помогли ему стать «блестящим тактиком и финансовым прорицателем».
Впрочем, эта похвальба была подкреплена некоторыми фактами. По прибытии 6 Лондон он воспользовался фальшивыми рекомендациями, чтобы получить место в брокерской фирме. Там Брайт научился торговать фьючерсами, причем настолько ловко, что получал гигантские премии, а также рекомендательное письмо от самого управляющего.
Через полтора года он уволился, начав инвестировать самостоятельно. Унаследовав 1,36 миллиона долларов, этот парень за девять лет превратил их в 7,1 миллиона, не считая счета в швейцарском банке, добраться до которого пока не удалось.
Кстати, о Швейцарии. В одном из файлов содержалась квитанция, написанная элегантным почерком клерка из клиники в Лугано. Ничего конкретного, только подтверждение получения пятидесяти пяти тысяч долларов, переведенных во франки.
— Может быть, у него были проблемы с наркотиками, а это одно из роскошных реабилитационных заведений? — предположил Майло. — Но кроме того сока для мачо, мы не нашли ничего подозрительного.
— Очевидно, реабилитация удалась, — пожал плечами я. — Если так, остается пожалеть общество.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он прочистил свою голову достаточно для того, чтобы отпиливать головы другим…
Несмотря на явные способности «Николаса Сен-Губеля III», ему не удалось найти клиентов и «Гайдро-Уорт» остался только на бумаге.
Я заметил:
— Внешне Дейл умел быть обворожительным, но когда его узнавали поближе, он отпугивал людей, как отпугнул сестер.
— Перебарщивал?
— Скорее слишком увлекался игрой.
— Рауль нашел кое-что, записанное им в проспекте на жесткий диск: «Время для экономного образа жизни, пора заниматься только самым важным».
— Пытался разобраться в своих приоритетах, — кивнул я.
— Хорошо, что не успел, — заметил он.
Мы уже заказали по второму кругу, когда лежащий на стойке мобильный моего друга завибрировал. В шумном баре при работающем телевизоре, по которому показывали старый футбольный матч, его практически не было слышно.
Майло смотрел, как он подскакивает на манер мексиканского боба, прожевал оливку, проглотил и нажал на «Прием»:
— Стержне… в самом деле поздно, док… Вот как? Надо же… Спасибо, что сообщили. Что-нибудь еще? Верно… Я спрошу у него. Еще раз спасибо.
Он опорожнил свой стакан и стал ждать добавки.
— Что это за док звонил? — спросил я.
— Стейнберг, патологоанатом. Вскрытие Дейла по приказу шефа провели незамедлительно.
— Все эти дырки от пуль, зачем еще вскрытие?
— Стрельба с участием полицейских должна рассматриваться с предельной осторожностью, — заявил он, как будто речь шла о ком-то другом.
Принесли его выпивку. Майло отхлебнул глоток, что-то напел, но я не смог разобрать, что именно.
— Так в чем дело? — не выдержал я.
Он поставил бокал на стойку, покрутил его за ножку.
— Оказалось, что у мистера Дейла-Ника-Урода не было яиц. Буквально. Удалены хирургическим путем, все предельно аккуратно, прекрасно зажило.
— Клиника в Швейцарии?
— Я слышат, за деньги там можно сделать все.
— Он заплатил, чтобы его кастрировали, — сказал я, — и принимал тестостерон, чтобы оставаться с виду мужчиной.
— Вне сомнений, у тебя есть объяснение, основанное на твоей подготовке и опыте?
На экране над нашими головами кто-то вышел с мячом к воротам. Старый матч, но некоторые из выпивох оживились.
— Теоретически здесь можно говорить о стремлении к полному контролю, — сказал я. — Регулировать дозы, получать удовольствие от колебаний.