— Вы там были.
— Туда ездил Крейг.
— Понятно, — проговорил Майло.
Алекс развеселился бы, услышав его. Если, конечно, вновь обрел способность веселиться.
— Ты можешь думать все, что угодно, — заявил Брусард, — но Швинн умер именно так.
— Думаю, вы наделали в штаны, когда получили от Швинна альбом со снимками. Все эти годы вы считали его жалким наркоманом, а у него оказалась отличная память. И он сохранил фотографии.
Брусард презрительно улыбнулся:
— Похоже, ты потерял способность рассуждать логически: только что ты заявил, будто я хотел покончить с конкурентами. Почему же тогда меня могло встревожить вмешательство Швинна? Напротив, если бы оказалось, что Коссаки…
— Швинн знал, что именно вы закрыли дело. Как только удалось убрать Швинна, вы решили, что теперь все пойдет как надо. Вы умеете приспосабливаться, Джон.
Брусард вздохнул:
— А теперь ты опять упрямишься. Я уже сказал, приказ об отстранении Швинна…
— И что с того, Джон? Если Уолт Обей хотя бы наполовину такой праведник, как вы его описываете, то он уважает вас за высокие нравственные принципы. Если бы Швинн начал поднимать волну, он поставил бы под сомнение вашу репутацию, и вам пришлось бы забыть о своих мечтах. Поэтому Швинн должен был покинуть сцену. Все как в боулинге, верно? Только роль кеглей исполняют люди. Сначала ты их ставишь, потом сбиваешь — и все дела.
— Нет, — возразил Брусард. — Я послал Крейга поговорить со Швинном, чтобы он выяснил, что ему известно. Зачем его убивать? Он мог оказаться полезным. Без него мне пришлось обратиться к тебе.
— Припадок. Брусард кивнул.
— Крейг приехал на ранчо, увидел, что Швинн решил покататься на лошади, и последовал за ним. Потом у них произошел… разговор, Крейг представился, и Швинн рассердился. Он хотел, чтобы я встретился с ним лично, а не посылал посредника. Швинн оказался слишком высокомерным. Крейг попытался его уговорить. Обсудить детали расследования. Швинн отрицал, что имеет какое-то отношение к альбому, после чего принялся бредить относительно ДНК — поисков образцов спермы, немедленного раскрытия убийства.
— Вот только пробы никто не брал, — заметил Майло. — Все улики были уничтожены. Швинну бы это не понравилось.
— Швинн повел себя неразумно, он полез в драку, сидя на лошади, но лошадь ему не подчинилась. Крейг всячески старался успокоить Швинна, Швинн попытался слезть с лошади, но тут глаза у него закатились, изо рта пошла пена, он начал конвульсивно дергаться. Лошадь запаниковала и потеряла равновесие. Она рухнула в овраг, нога Швинна застряла в стременах, его протащило по дну оврага, и он ударился головой о камень. Когда к нему подбежал Крейг, он уже умер.
— И Крейг сбежал. Брусард ничего не ответил.
— Потрясающая история, — сказал Майло. — Забудьте о строительстве городов, Джон. Пишите сценарии.
— Возможно, я так и поступлю, — ответил Брусард. — Когда пройдет время и все уляжется.
— О чем вы, Джон?
— О боли. Все это досталось мне нелегко.
Левая щека Брусарда задергалась. Он вздохнул. Воплощение оскорбленной добродетели. Майло ударил его.
Удар пришелся в нос шефа и сбил его с ног.
Брусард сидел в пыли возле могилы Джейни, из носа у него текла кровь, пачкая итальянскую рубашку и красивый галстук. Алые тона быстро приобретали цвет ржавчины.
— Как хорошо, что у меня и раньше был широкий нос, — сказал Брусард.
Он улыбнулся. Потом вытащил из кармана шелковый носовой платок и вытер кровь.
Он даже не попытался подняться на ноги.
— Твоя главная проблема в том, что ты незрелый человек, детектив. Все сводишь к черному и белому, как ребенок. Возможно, это как-то связано с твоими другими проблемами. И ты остановился в развитии.
— Зрелость нередко переоценивают, — ответил Майло. — Зрелые люди часто ведут себя, как вы.
— Я выживаю, — сказал Брусард. — Мой дед так и не научился читать. Отец ходил в колледж, посещал музыкальную школу, научился играть на тромбоне, но не нашел применения своим талантам и всю жизнь проработал носильщиком в отеле «Амбассадор». Твою проблему можно скрыть. Ты родился, имея неограниченные возможности, так что избавь меня от лицемерных лекций о морали. И даже не думай о том, чтобы ударить меня еще раз. Если ты поднимешь на меня руку, я тебя пристрелю, а потом придумаю правдоподобное объяснение.
Шеф похлопал себя по левому бедру, показывая небольшую выпуклость: его портной — настоящий мастер своего дела.
— Вы можете пристрелить меня в любое время, — возразил Майло. — Стоит мне только зазеваться.
— Могу, но не стану, — заверил его Брусард. — Если только ты сам меня не вынудишь. — Он прижал к носу шелковый платок. Кровь продолжала течь. — Если ты поведешь себя разумно, я даже не пришлю тебе счет за чистку.
— В каком смысле?
— Ты обо всем забудешь и вернешься на работу при новых обстоятельствах.
— Каких именно?
— Мы забудем о Джейни, ты получишь чин лейтенанта. И сам выберешь отдел, где будешь работать дальше.
— Я ненавижу бумажную работу, — заявил Майло.
— Никаких бумаг, ты будешь детективом в звании лейтенанта, — пообещал Брусард. — И сможешь заниматься расследованиями — самыми сложными делами, — но получать будешь жалованье лейтенанта.
— Так не бывает.
— Я все еще шеф департамента полиции.
Брусард поднялся на ноги и поправил пиджак, чтобы продемонстрировать пистолет в кожаной кобуре цвета хорошего бренди.
— Вы бросаете мне кость, и я успокаиваюсь, — сказал Майло.
— Почему бы и нет? — удивился Брусард. — Сделано все, что необходимо. Вы успешно провели расследование, плохие парни получили по заслугам, жизнь продолжается. А какой у нас выбор? Разрушить наши жизни? Чем сильнее ты заденешь меня, тем больше боли испытаешь сам. И мне наплевать на твои представления о морали — так устроен мир. Подумай о Никсоне и Клинтоне и обо всех остальных образцах добродетели. Они вошли в историю, а окружавшие их люди свернули себе шею.
Брусард шагнул к Майло, и тот ощутил аромат цитрусового одеколона, смешанного с запахом пота и начавшей подсыхать крови.
— Я сохранил бумаги, — сказал Майло. — Даже вы не сможете их найти. И если со мной что-то случится…
— Ну, кому говорить о сценариях, — перебил его Брусард. — Ты мне угрожаешь? Подумай о докторе Силвермане. О докторе Делавэре. И докторе Гаррисоне. — Брусард рассмеялся. — Похоже на медицинское общество. Ты можешь пострадать так, что твоя жизнь будет разрушена окончательно. Какой в этом смысл?
Брусард победно улыбнулся. Холодная влажная волна отчаяния накатила на Майло. Он вдруг почувствовал, что его покинули силы. Казалось, удар Брусарду в нос причинил больше вреда самому Майло.