Он очень сильно рисковал, потому что сказал Алексу правду: в отпуске Майло не имел права пользоваться источниками и возможностями, которые предоставляет управление своим служащим. Иными словами, ступил на опасную территорию. Впрочем, Майло попытался немного себя обезопасить, отправляя запросы под идентификационными номерами других полицейских. Тех, до кого ему не было никакого дела и которые работали в разных отделах. Кража личности — как он ее понимал. Майло на протяжении многих лет собирал самые разные сведения, прятал разрозненные листки бумаги в свой домашний сейф, потому что человек не может знать, когда его прижмут к стенке. Однако если кто-нибудь захочет проверить все как следует, он сразу поймет, кто отправлял запросы.
Он, конечно, очень умный, но поиски оказались напрасными: человека по имени Пэрис Бартлет не существовало.
Впрочем, по правде говоря, Майло предполагал, что так и будет. Если не считать того, что имя звучало как-то уж чересчур ненатурально, Бартлет со своими роскошными волосами, зубами и энтузиазмом выглядел не слишком естественно и был похож на актера. В Лос-Анджелесе это вовсе не означает, что он является членом Гильдии актеров и носит с собой целую папку собственных фотографий. Полицейское управление обожало принимать на работу парней, умеющих притворяться. Они работали тайными агентами. И, как правило, занимались наркотиками или проституцией, в особенности когда в течение нескольких недель устраивались облавы на улицах, а потом вокруг них поднимали шумиху в прессе.
В прежние времена подобные облавы назначали на пятницу и субботу и проводили с военным размахом и сладострастным удовольствием. Сначала агент выслеживал врага, а потом его атаковали объединенными силами управления.
Уничтожить всех извращенцев.
Впрочем, военные действия велись в завуалированной форме, в отличие от тех времен, когда самым жестоким набегам подвергались бары для геев, где полиция устраивала настоящие погромы. По большей части в начале семидесятых ситуация изменилась, но Майло успел застать последние всплески активности: полицейское управление Лос-Анджелеса маскировало свои рейды, навешивая на них ярлык борьбы с наркотиками. Как будто в обычных клубах и барах никто не имел ни малейшего понятия о том, что такое наркотики.
Когда Майло только перешел в Западный Голливуд, был организован субботний рейд в частный клуб на Сепульведа, неподалеку от Венис. Он располагался вдалеке от шумных улиц, в помещении бывшей мастерской по окраске машин, где сотня или около того богатых и ухоженных мужчин, чувствуя себя в полной безопасности, общались друг с другом, танцевали, курили травку или принимали другие легкие наркотики, и наслаждались уединением в специально оборудованных ванных комнатах.
Однако у отдела по борьбе с проституцией и наркотиками имелись собственные представления о безопасности. Судя по тому, как начальник — настоящий самец, Д-II по имени Рейзан, у которого, по мнению Майло, имелась парочка собственных очень неприятных секретов, — излагал план операции, можно было подумать, что им предстоит разгромить исключительно опасный притон, где засела китайская мафия. Прищуренные глаза, военизированная лексика, чертежи и планы на доске…
Майло с трудом высидел на совещании, изо всех сил стараясь не выдать страха. Рейзан очень подробно объяснял своим подчиненным, что они должны делать с теми, кто окажет сопротивление, несколько раз повторил, что они имеют полное право пускать в ход дубинки и тому подобное. А потом, злобно ухмыляясь, предупредил всех, что они не должны никого там целовать, поскольку неизвестно, где побывали те губы. При этом он не сводил с Майло глаз, и тот хохотал вместе с остальными, одновременно задавая себе вопрос: зачем-черт-подери-он-это-делает? И убеждал себя, что у него просто разыгралось воображение.
В день рейда он позвонил и сказал, что простудился и не может прийти на работу, пролежал в постели три дня. Он был совершенно здоров, но старательно себя изводил тем, что не спал и не ел, только пил джин, водку, виски и персиковый бренди и все, что ему удалось найти у себя на кухне. На случай, если кто-нибудь из коллег решит его проведать, он должен выглядеть так, словно едва избежал смерти.
Ветеран войны во Вьетнаме, детектив, работающий в полицейском управлении, Майло вел себя, как нашкодивший мальчишка.
За три дня он похудел на восемь фунтов, а когда вылез из постели, с трудом устоял на ногах, так они дрожали. У него болели почки, и он никак не мог решить, отчего у него пожелтели глаза — может быть, от плохого освещения? Майло жил в мрачной берлоге, окна которой выходили на вентиляционные шахты, и сколько бы лампочек он ни включал, светлее внутри не становилось.
Когда Майло попробовал поесть в первый раз за три дня — слегка подогрев банку консервов, — его вырвало, а остальное вылилось с другого конца. Воняло от него, как от козла, волосы стали ломкими и сухими, а ногти то и дело ломались. Всю следующую неделю в ушах звенело, спина отчаянно ныла, и Майло выпивал по несколько галлонов воды в день на случай, если он вдруг что-то испортил у себя внутри. Когда он снова вышел на работу, в его ящике лежало уведомление о переводе, подписанное Рейзаном, — из отдела по борьбе с проституцией в отдел автомобильных краж. Его это вполне устраивало. Два дня спустя кто-то засунул под дверь шкафчика Майло записку:
Как поживает твоя дырочка, педик?
Майло заехал на стоянку около супермаркета «Здоровая пища», но остался сидеть в «таурусе», изучая окрестности на предмет чего-нибудь необычного. По дороге из дома в пункт проката, а потом в супермаркет он внимательно следил, нет ли за ним «хвоста», но ничего такого не заметил. Впрочем, жизнь совсем не похожа на кино, и правда состоит в том, что в большом городе с напряженным движением никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.
Майло наблюдал за тем, как покупатели входят в магазин, в конце концов убедился, что за ним никто не следит, и направился к небольшим лавочкам — которые на самом деле были кое-как восстановленными сараями, — расположенным напротив торгового центра. Химчистка Локсмита, мастерская по ремонту обуви, почтовое отделение Западного Голливуда.
Он показал свой жетон пакистанцу, который принимал почтовые отправления — еще одно нарушение правил, Стеджес — и спросил, какой ящик зарегистрирован на номер джипа. Служащий держался не слишком дружелюбно, однако просмотрел регистрационные карточки, а потом покачал головой:
— «Плайа дель Соль» у нас нет.
У него за спиной располагались металлические ящики. И висела куча рекламных плакатов: «Федерал экспресс»,
«Ю-пи-эс» , резиновые штемпели, оформление подарков в присутствии клиентов. Майло нигде не заметил ни разноцветных лент, ни упаковочной бумаги.
— А когда они перестали абонировать ящик? — спросил он.
— Наверное, больше года назад.
— Откуда вы знаете?
— Потому что нынешний жилец абонирует этот ящик вот уже тринадцать месяцев.
Жилец.
Майло представил себе маленького гнома, живущего в почтовом ящике. Крошечная плита, холодильник, кроватка, кабельный телевизор размером с ноготок, по которому показывают сериал.