От отца девушке достались каштановые волосы и смуглый цвет кожи, от матери – фигура. На этом сходство с родителями заканчивалось. Вижу ее как сейчас: густые, темно-коричневые с рыжими проблесками волосы, ниспадающие до середины спины. Высокие скулы. Широкий рот с кричаще-розовой помадой на губах. Немного выступающий, но идеальной формы подбородок. Голубые глаза, подведенные черным карандашом и накрашенные синими тенями. Прямой нос, усеянный веснушками, которые Лорен пыталась скрыть при помощи толстого слоя косметики, нанесенного от бровей до подбородка, словно штукатурка. Из-за этого лицо девушки больше походило на безжизненную маску.
Пропустив мимо ушей мое приветствие, она продефилировала по комнате с грацией, почти невозможной на таких высоких каблуках. Ни тени подростковой неуклюжести – Лорен держалась прямо, с гордостью выставляя грудь. Поразительно симпатичная девушка, привлекательность которой была надежно скрыта за вульгарностью и броским макияжем.
Она явно не испытывала скованности, устроившись на ближайшем ко мне стуле, как если бы находилась здесь далеко не первый раз.
– Прикольная мебель.
– Спасибо.
– Как в старых фильмах, когда показывают библиотеки в особняках.
Лорен похлопала ресницами, скрестила ноги, снова выпятила грудь, зевнула, потянулась, скрестила руки на груди, потом выпрямила их – ну просто образец податливости.
Я спросил, знает ли она, почему здесь находится.
– Родители считают, что я пропащая.
– Пропащая?
– Ну да.
– А ты сама что об этом думаешь?
Лорен усмехнулась, откинула волосы. Кончиком языка процвела по верхней губе.
– Не знаю, все может быть. – Она пожала плечами, зевнула. – Итак, будем говорить о моих проблемах?
Джейн и Лайл отрицали факт предыдущего лечения, но бойкость Лорен меня заинтриговала. Поэтому я все же поинтересовался: не ходила ли она к психиатру раньше?
– Нет, никогда. Разве что школьный психолог пытался поговорить пару раз.
– О чем?
– Об успеваемости.
– Ну и как, помогло?
Она засмеялась:
– Ладно, готовы выслушать все о моем неврозе?
– О неврозе?
– У нас в этом году преподают психологию. Идиотский предмет. Что, начнем?
– Если ты не против.
– Нет, конечно. Подразумевается ведь, что я немедленно выложу свои ужасные сокровенные тайны.
– Как хочешь...
– Знаю, знаю. Все мозгоправы говорят: "Никто тебя не заставляет".
– Ты неплохо осведомлена о мозгоправах.
– Да уж, достаточно. Некоторые из моих друзей ходили к ним. Одной подруге мозгоправ тоже гнал это дерь... эту чушь о том, что никто на нее не давит, а через неделю упек в психушку.
– Почему?
– Она попыталась наложить на себя руки.
– По-моему, довольно веское основание.
Лорен молча пожала плечами.
– Ну и как твоя подруга?
– Нормально, если вам действительно интересно.
Девушка закатила глаза. Я промолчал.
– И это тоже очередной прием мозгоправов – просто сидеть и смотреть. Говорить "ну..." и "хм...". Отвечать вопросом на вопрос. Правильно?
– Ну... хм...
– Очень смешно. Судя по тому, сколько вы берете за час, я не буду ходить сюда вечно. А он скорее всего позвонит и удостоверится, была ли я у вас. И хорошо ли себя вела. Поэтому давайте приступим.
– Отцу не терпится поскорее с этим закончить?
– Да. Так что поставьте хорошую отметку, ладно? Скажите ему, я была паинькой – и мне не нужны нотации.
– Я скажу: ты старалась...
– Говорите что угодно.
– Но не буду вдаваться в подробности из-за...
– ...конфиденциальности. Конечно, конечно. Валяйте. Moжете сказать им что хотите.
– Не держишь секретов от мамы и папы?
– А зачем?
Лорен поиграла волосами и попыталась изобразить улыбку женщины, уставшей от жизни.
– К тому же у меня нет настоящих секретов. Страшно скучная жизнь. Вам не повезло – постарайтесь не уснуть, пока слушаете.
– Итак, твой отец хочет, чтобы ты со всем этим поскорее справилась.
– Вроде.
– Чего именно он хочет, Лорен?
– Чтобы я хорошо себя вела, не врала... Чтобы я снова была хорошей девочкой. – Она засмеялась, положила ногу на ногу и погладила себя по коленке.
– Не врала – это о наркотиках?
– У них паранойя насчет наркотиков. Да и насчет всего остального. И это несмотря на то, что сами покуривают.
– Они курят травку?
– Травку, табак. Чтобы расслабиться после ужина. Иногда это алкоголь – коктейли. "Мы достаточно взрослые, чтобы держать все под контролем, Лорен". – Она снова захихикала. – Джейн раньше была стюардессой, работала на частных самолетах. У них до сих пор есть коллекция маленьких бутылочек с аперитивами. Мне больше всего нравится зеленый ликер с дынным вкусом – "Мидори". Но травку трогать нельзя, пока не исполнится восемнадцать. Да не очень-то и хотелось!
– Травка – это не для тебя?
– Скучно – слишком медленно действует. Сейчас уже не шестидесятые, чтобы сидеть в кружочке, уставившись в небо, и говорить о Боге. – Еще один приступ смеха, в котором явно не хватало радости. – Травка делает их скучными. Это единственное время, когда Джейн успокаивается и перестает переживать за все подряд. А он просто сидит, уставившись в телик. Жует чипсы или еще что-нибудь. А вообще-то я здесь не для того, чтобы обсуждать их дурные привычки. Перевоспитывать нужно меня.
– В каком смысле "перевоспитывать"?
– Чтобы убирала в комнате, следила за собой, собиралась по утрам, не называя мать стервой, прекратила ругаться. Ходила в школу и была внимательной, повысила успеваемость, перестала нарушать "комендантский час", выбирала достойных друзей, а не якшалась с отбросами.
– Подразумевается, что я заставлю тебя делать все это?
– Лайл сказал, вам никогда не удастся.
– Лайл?
В ее глазах забегали веселые огоньки.
– Еще одно требование: не называть его по имени. Лайла это бесит.
– А ты не собираешься прекращать?
– Кто знает, что я собираюсь, а что не собираюсь делать?
– Как Лайл реагирует, когда ты делаешь то, что его раздражает?