– А она не объясняла почему?
Салэндер покачал головой.
– Причин наверняка полно. Не все справляются с ролью отца.
– Значит, ты не знаешь, что именно Лорен подразумевала под контролем со стороны матери?
– Я подумал, произошла одна из обычных семейных неурядиц. Лорен не рассказывала ни о каких крупных скандалах в стиле Джерри Спрингера [12] . – Он потерся затылком о стену. – Как все ужасно, я это ненавижу.
– Что ненавидишь, Энди?
– Говорить о Лорен в прошедшем времени, думать, как она страдала... Я могу вернуться к работе?
– Шоу должно продолжаться? – заметил Майло.
Салэндер застыл.
– Это жестоко с вашей стороны, мистер Стерджис. Она была мне небезразлична, правда. Мы заботились друг о друге, любили выбираться вместе куда-нибудь. Только она не раскрывала мне душу. Что я могу сделать, если Лорен не распространялась о своей личной жизни? Я рассказал доктору все, что помню о том обеде. Она вернулась немного расстроенной, я постарался помочь ей выговориться. Лорен рассказала кое-что, но не все.
– Что именно она сказала? Вспомни ее точные слова.
– Вроде того, что она сама так далеко зашла и теперь ее никто не будет контролировать. Если задуматься, она, возможно, говорила и не о миссис Э. Я просто решил, раз они только что обедали вместе, то Лорен говорит о матери.
Он пододвинулся поближе к двери бара.
– Давай вернемся к ее исследовательской работе, – не унимался Майло. – Что ты знаешь о ней?
– Она связана с психологией, или мне это тоже просто показалось. Я так потрясен, что даже не знаю, что сказать.
– Когда началась ее работа?
Салэндер задумался.
– Сразу после начала семестра, два-три месяца назад. Или даже до начала. Не могу утверждать точно.
– Она работала пять дней в неделю?
– Нет, это была нерегулярная работа. Иногда Лорен работала каждый день, а потом отдыхала все выходные. Я не присматривался к ее расписанию. Половину времени, пока она бодрствовала, я спал.
– Что еще Лорен говорила о работе?
– Она ей очень нравилась.
– И больше ничего?
– Нет.
– Она не упоминала, на кого работает?
– Нет, ей просто очень нравилось. Уверен, вы все узнаете в университете.
– В том-то и проблема, Энди, – сказал Майло. – Непохоже, чтобы она работала в университете.
У Салэндера отвисла челюсть от удивления.
– Как такое может быть? Наверняка тут какая-то ошибка. Она мне точно говорила, что это в кампусе. Я отлично помню. Да и зачем ей придумывать?
– Хороший вопрос.
– Вы полагаете... Ее работа как-то связана...
– Я ничего пока не полагаю, Энди. Хотя, когда люди говорят неправду...
– О, Лорен, – почти простонал Салэндер. Он прижался к стене и закрыл лицо руками.
– Что с тобой? – спросил Майло.
– Я теперь совсем один.
* * *
Пока мы ехали до Хаузер-стрит, Майло проверил Салэндера по базе данных. Один штраф в прошлом году за нарушение правил дорожного движения. Ни задержаний, ни ордеров, ни преступного прошлого. Майло закрыл глаза. Глядя на него, я понял, насколько устал. Я находился словно в оцепенении – от напряжения и переживаний. Остаток пути мы проехали молча по безлюдному и темному ночному городу.
У дома Лорен были припаркованы две патрульные машины плюс мини-фургон криминалистов. У входа стоял полицейский в форме, еще один – на втором этаже. Кто-то вскрыл дверь квартиры номер четыре. В гостиной молодая темнокожая женщина стояла на коленях и соскребала что-то с пола.
– Привет, Лоретта, – сказал Майло.
– Доброе утро, Майло.
– Неужели уже утро? Нашла что-нибудь?
– Как обычно, полно отпечатков. Следов крови пока не видно, а сперма только на простынях соседа. Все вроде в порядке.
– На простынях соседа?
– Мы решили проверить обе спальни, ничего?
– Наоборот, превосходно.
– Ну, я бы не торопилась с выводами. Нет ничего превосходного, и даже у меня есть недостатки, – сказала Лоретта.
* * *
Мы зашли сначала в комнату Салэндера. Обитые темно-синим бархатом стены и выцветшие портьеры на окнах придавали небольшой комнате угрюмый вид. Огромная кровать с чугунным изголовьем, накрытая темным покрывалом, занимала большую часть пространства. На полу искусственный ковер. Маленький телевизор и видеомагнитофон возвышались на бледно-голубом бюро, покрытом узором в виде розочек. На стене висели репродукции русских икон и распятий, а также фотография в белой рамке – Салэндер в компании пожилой пары невозмутимого вида. Внизу рамки подписано черным маркером: "Мама и папа. Блумингтон, Индиана".
В верхнем ящике бюро Майло обнаружил аккуратно сложенную одежду, салфетки, глазные капли, коробку одноразовых контактных линз, шесть упаковок презервативов и расчетную книжку вашингтонского взаимно-сберегательного банка.
– Четыреста долларов, – сказал он, пролистывая страницы книжки. – Самая крупная сумма на счету в этом году – полторы тысячи. – Майло пробежал страницу глазами несколько раз. – Каждые две недели кладет девять сотен. Судя по всему, зарплату. Пятнадцатого числа каждого месяца снимает шестьсот баксов – арендная плата – и тратит около восьмисот. Оставляет сотню в месяц на черный день, но в итоге тратит и ее тоже.
– Скудный бюджет. Тяжеловато ему будет оплачивать аренду самостоятельно.
Майло нахмурился и положил книжку на место.
– Теперь у него имеется уважительная причина, чтобы съехать отсюда подальше.
– Подозреваешь его? Помню, ты спрашивал, что он делал в предполагаемое время убийства.
– Особых причин для подозрений нет. Но и не подозревать я тоже не могу. Он последний, кто видел Лорен живой. А это всегда дает дополнительный повод для размышлений.
Детектив открыл шкаф и окинул взглядом отглаженные джинсы и брюки, две пары черных слаксов, несколько голубых рубашек вроде той, в которой Салэндер был сегодня в баре, черный кожаный пиджак. На полу стояли черные ботинки, коричневые мокасины, кроссовки и пара желто-коричневых полуботинок. На верхней полке ничего не лежало, так что в шкафу оставалось еще много свободного места.
– Ну ладно, – сказал Майло, – теперь приступим к основному.