Внутреннее убранство магазина впечатляло не меньше: зеркальные стены, пол из черного гранита и доносящаяся со всех сторон песня Дэвида Боуи "Молодые американцы". Прямо в зеркала были вмонтированы железные трубки, где висели наряды на хромированных вешалках. Бархат, креп, кожа, шелк всевозможных расцветок. Все – не больше восьмого размера.
Пара ярко-оранжевых кресел, чей дизайн, похоже, родился в голове у садиста, провозглашала возвращение стиля арт деко и занимала центральное место. Журналы "Вог", "Ток" и "Базз" были разбросаны по стеклянному кубу, служившему столом. Ни прилавка, ни кассы. Проемы в дальней стене, вероятно, вели к примерочным. Справа находилась дверь с табличкой "Частное помещение". В воздухе витал сладковатый запах марихуаны хорошего качества.
Между двумя креслами стояла худая девица болезненного вида двадцати с небольшим лет в небесно-голубом трико. Она напряженно посмотрела на нас. Босоножки на высоких шпильках делали ее почти одного роста с Майло. Белки глаз девицы были розовыми, а зрачки расширенными. Ни пепельницы, ни любой другой емкости я не заметил, так что, судя по всему, "косяк" она просто проглотила. Трико было настолько облегающим, что все подробности тела оказались на виду. Мне показалось, что у девушки слишком много ребер, и я непроизвольно начал их считать.
– Добрый день, что вам угодно? – Хриплый, почти мужской голос.
– Мне что-нибудь четвертого размера, – сказал Майло.
– На кого?
– На мой большой палец.
Майло подошел ближе. Девица отскочила и скрестила руки на груди. Музыка не прекращалась, и я поискал глазами динамики. Наконец нашел – маленькие белые диски по углам. Майло достал значок. К удивлению, он не испугал, а скорее успокоил продавщицу.
– А запястье у вас какого размера?
– Гретхен Штенгель на месте?
Девушка сделала вялый жест рукой.
– Вы ее здесь видите?
Майло подошел к вешалкам и взял черный брючный костюм.
– Так, значит, вы продаете одежду, имеющую прошлое?
Продавщица не пошевелилась и не отвечала.
Детектив посмотрел на бирку:
– "Лагерфельд"... А у этого костюма какое прошлое?
– Он ходил на вручение "Оскара" два года назад.
– Ну и как, победил и говорил благодарственную речь?
Продавщица засмеялась.
– Так где же Гретхен? – не унимался Майло.
– Если вы сообщите свое имя, я передам ей, что вы заходили.
– Спасибо. А вы... э...
– Стенвик.
– Стенвик, а дальше?
– Просто Стенвик.
– Понятно, – кивнул Майло. Он отпустил рукав пиджака, который до сих пор держал в руках, и изобразил свой фирменный взгляд, использующийся, если необходимо напугать кого-то. При этом кажется, что детектив становится выше ростом. – А разве для регистрации при рождении не нужно имени и фамилии?
Губы девушки стали похожи на маленький розовый бутон, и она произнесла сквозь плотно сжатые губы:
– Я могу еще чем-нибудь помочь?
– Где Гретхен?
– Обедает.
– Где обедает?
Стенвик не торопилась отвечать.
– Давай же, Стен. Ты ведь не хочешь неприятностей.
– В мои обязанности не входит следить за распорядком дня Гретхен.
– Но ты знаешь, где она?
– Мне платят, чтобы я находилась в магазине. Только и всего.
– Эх, Стен, Стен. – Майло сделал вид, что подозрительно принюхивается. – Ну зачем так все усложнять?
– Гретхен не любит, когда ее беспокоят.
– Могу себе представить. Слава – штука сложная. Она как собака с неуравновешенным характером: ты ее кормишь и думаешь, что способен контролировать. Однако она все равно норовит тебя укусить. Так где же Гретхен, Стен? Я уже устал спрашивать.
– Здесь неподалеку. – Девушка назвала модный ресторан, который мы заметили, подъезжая к магазину.
Майло направился к выходу.
– Только не говорите, что это я вам сказала.
– Честное слово.
– Считайте, я поверила. А еще у вас "порше" в гараже, дом на берегу моря, и вы не будете пихать мне в рот свою штуковину.
* * *
Мы поднялись по мощеным ступенькам, прошли мимо швейцаров и попали в ресторан под открытым небом, расположившийся во внутреннем дворике. Несколько посетителей повернулись в нашу сторону. На столах – большие белые тарелки, на которых лежало что-то маленькое и зеленое. Большинство клиентов одеты по высшему классу, хотя попадались и такие, одежда которых выглядела хуже, чем у Майло. Правда, их одеяние было значительно дороже, и все чувствовали разницу. Два метрдотеля в белых пиджаках и черных футболках оказались слишком заняты, чтобы остановить нас. Но один из них все же заметил, как мы входили во внутренний зал ресторана.
В зале с низким потолком царил полумрак. И при этом стоял такой шум, словно мы находились не в ресторане, а на ткацкой фабрике. Пока шли между столиками, я услышал, как один посетитель в яркой рубашке долларов за пятьсот говорил официанту:
– Расскажите поподробнее о крабовом пироге.
Гретхен Штенгель сидела за угловым столиком в компании с прилизанной девушкой, кожа которой была настолько черной, что даже отливала синевой. Между ними стоял светильник, напоминающий сосуд со странной синей водой. Девушка ковыряла вилкой в салате, Гретхен держала лангуста на шпажке.
Узнать Вестсайдскую Мадам не составило труда. Три года назад ее лицо не сходило с газетных полос. Если не считать нескольких морщинок, она совершенно не изменилась. Впалые щеки, круглый рот, жидкие темные волосы. Верхняя часть тела довольно худая, а бедра широкие. Помню, как тележурналисты показали ее идущей нескладной, раскачивающейся походкой по залу суда в окружении стайки адвокатов. В карих глазах, когда их не закрывали темные очки, читалась обида. Сейчас очки на месте – большие черные овалы, скрывавшие все эмоции. Можно было бы списать бледность Гретхен на то, что она провела двадцать пять месяцев в тюрьме за уклонение от уплаты налогов, но и до заключения она не была розовощекой. Широкополые шляпы, макияж, как у японцев из театра кабуки, и постоянные темные очки позволяли утверждать, что она якобы ненавидит солнце. Необычный выбор для девушки, выросшей на пляже. Хотя не все дочери высокооплачиваемых адвокатов, живущих на Тихоокеанском побережье, становятся сводницами.
Гретхен Штенгель воспитывалась на роскошной вилле с видом на море, посещала частную школу и летние лагеря, с детства была избалована поездками во время каникул в венецианские дворцы и шато на юге Франции. Она летала на "конкорде" дюжину раз, еще не достигнув половой зрелости.