— Он только что сказал вам это? Тед помотал головой.
— Он не сказал ни слова, просто пошел в свою комнату и запер дверь. Извините, если он немного… Курт сильно страдал.
— А как ваша племянница? Тед моргнул.
— Курт очень для нее старается.
— Ну, да, — сказала Петра, — фанатичный отец-одиночка. В некоторых темах она была докой. Профессор Кеннет
Коннор был идеальным отцом-одиночкой. Петра могла себе представить, что значит вырасти под опекой Курта Добблера.
— Точно, — подтвердил Тед.
Петра повернула ручку и вышла из дома. Тед крикнул им вслед:
— Наверняка он захочет узнать, что вам удастся обнаружить.
Даже на улице по пути к машине она ощущала запах вареного мяса. Петра страшно проголодалась. Айзек позвонил маме и сказал, что не придет сегодня обедать, но Петра была уверена, что мать оставит что-нибудь для своего золотого сыночка.
— Ну что, отвезти вас обратно, или зайдем в кафе и перекусим?
— Я не голоден, — сказал он.
Не голоден? Петра вдруг вспомнила, что никогда не видела его за едой. А, да ведь он ездит в автобусе, да и рубашек у него, кажется, только три.
Вероятно, единственное, что он может себе позволить, — это редкие походы в «Макдоналдс».
— Пошли, — сказала она.
Она выбрала ресторан возле границы Энсино и Тарзаны, где кормили стейками и морепродуктами. Место это казалось вполне демократичным и недорогим. Но Петра изучила меню и обнаружила, что цены здесь кусаются. Ну да ладно, главное — утолить зверский аппетит.
В закутке позади стойки бара удобно и темно. Красные кабины, темные деревянные панели, на стенах фотографии знаменитостей. К ним подошла официантка, рыжеватая блондинка, молодая, привлекательная, грудастая. Петра заметила, как она оглядела Айзека. Потом внимательно посмотрела на Петру, и в глазах ее появилось любопытство.
Петра читала ее мысли: какие могут быть между ними отношения?
Когда Айзек уселся на почтительной дистанции от Петры, а она сделала за него заказ, как за ребенка, официантка улыбнулась. С ходу принялась бесстыдно флиртовать с мальчиком.
Он совершенно не замечал ее улыбок, встряхивания волосами, выгибания спины, поглаживания пышной груди. Вежливо улыбался и благодарил пышку за каждую услугу. Когда принесли заказ, он наклонил голову, внимательно посмотрел на стейк и наконец разрезал его.
Отличное толстое филе. Айзек хотел довольствоваться гамбургером, но Петра настояла на стейке, а пышка ее в этом поддержала.
— Полезно для сильных костей. Улыбка, волосы, спина, грудь.
Спохватившись, Петра заказала два бокала бургундского: хотелось побаловать мальчика.
Проголодавшись, она набросилась на жаркое, словно перед ней было лицо Шулкопфа.
После нескольких минут молчаливого истребления пищи она спросила Айзека, как ему понравилась еда.
— Замечательная. Очень вам благодарен.
Доев мясо, он посмотрел на печеную картофелину величиной в собачью голову.
— Большая, — сказала Петра.
— Огромная.
— Наверное, радиоактивная. Вырастили по специальной схеме в Айдахо.
Он рассмеялся и воткнул вилку в картофелину.
— Итак, что вы думаете о мистере Добблере?
— Нелюдимый, настроен враждебно. Понимаю, почему следователь Баллу назвал его странным.
— Что-нибудь еще можете о нем сказать? Айзек задумался.
— У него чрезвычайно низкий эмоциональный фон. И общаться с ним очень трудно.
— Да, это так, — согласилась она. — Но через него мы могли бы на что-нибудь выйти. Прошло столько лет, а дело не сдвинулось с мертвой точки. После Баллу и Мартинеса он вряд ли преисполнился уважением к полиции.
«Пьяница и человек-невидимка. Вот вам и полиция во всей красе. Интересно, что об этом думает Айзек. Напишет ли об этом в своей диссертации? Может, упомянет и о ней?»
— К сожалению, — сказала она, — встречаются такие сотрудники, как Баллу и Мартинес. К счастью, их меньшинство.
«Маленькая мисс Защитница».
— Больше всего удивляет меня во всем этом то, что мистер Курт Добблер ни разу не подал на них жалобу. Все разочарование держал при себе.
Айзек положил нож и вилку.
— Зачем ему, если он не хотел раскрытия дела? Петра кивнула.
— Удивительно, — сказал он. — А я об этом и не подумал. Они снова принялись за еду.
— То замечание, что он сделал, — сказал Айзек, — будто он не помнит лица жены… Иногда личности в пограничных состояниях с трудом сохраняют в сознании облик близкого человека. За исключением случаев, когда те их предали. Когда это происходит, они становятся весьма эмоциональны.
— Если у жены на стороне роман, то это тоже предательство, — сказала Петра. — Это предположил Баллу, правда, я не уверена, следует ли обращать внимание на его высказывания.
Айзек кивнул.
— Что такое личности в пограничном состоянии? — спросила Петра.
— Это — психическое нарушение, при котором имеются проблемы идентификации и интимной жизни — трудности общения с другими людьми. Такие личности испытывают более высокий уровень депрессии, и они чаще совершают насилие. Женщины склонны наказывать самих себя, а мужчины могут впадать в агрессию.
— Они убивают своих жен?
— Специально я статистику не изучал, но это первое, что приходит на ум.
Петра слышала свой голос, словно со стороны.
— Добблер и в самом деле со странностями, однако проходит время, и потеря близкого человека воспринимается уже не так остро. Ты забываешь. Это защитная реакция. Я слышала, как об этом говорят родственники жертв.
Голос ее звучал спокойно, она не давала воли своим чувствам. Вспомнила, как часами смотрела на фотографии. Юные мама и отец, студенты колледжа, на первом свидании. Мама склонилась над кроваткой, где лежат ее маленькие братья. Мама — настоящая красавица — в цельнокроеном купальнике на берегу озера. Вот и все, что Петра могла представить себе, думая о женщине, которая умерла, подарив ей жизнь.
Ее лицо, должно быть, выдало что-то, потому что Айзек смутился.
— Прежде чем погрузиться в психологию Курта, — сказала Петра, — вспомним, что группа его крови не совпадает с образцом, снятым с сиденья автомобиля. У нас нет вещественного доказательства, связывающего его с преступлением. К тому же у Добблера имеется алиби.
Она взялась снова за стейк и поняла, что уже не голодна.
— А что теперь? — спросил Айзек.
— Пока не решила. Предположим, я возьмусь за это дело. За любое дело из списка. — Она улыбнулась. — Видите, во что вы меня втравили?