— Да. — Бенелли кивнул. — Там захоронены папы, жившие в первом веке. Сюда никто не может войти без позволения святого отца.
— Я полагаю, вошедший туда должен быть священником?
— По крайней мере.
— Я именно так это себе и представлял. — Хьюсон посмотрел на Бенелли. — Увидев в конце коридора свет, я не удержался и направился туда. — Он снова бросил взгляд на кардинала, но тот сидел с непроницаемым лицом. — Признаюсь, было довольно жутковато. Один из склепов оказался освещен, там горело несколько свечей. Странно, но гробница показалась мне не такой уж древней. Но что самое странное — там находилась девочка. Она молилась. — Поскольку Бенелли молчал, Хьюсон продолжал: — Ваш помощник сделал мне знак молчать и поманил назад. Я спросил, кто эта девочка, и он сказал, что мне следует задать этот вопрос вам или папе. Так кто она? Ведь ей никак нельзя там находиться: она не монахиня, это точно, и очень юна — на вид лет двенадцать.
Кардинал Бенелли долго молчал. Затем тяжело вздохнул, и Хьюсон удивился, увидев на его глазах слезы. Стало ясно, что весь предыдущий разговор был только прелюдией.
— Девочке позволил посещать гробницу папа, — произнес он хриплым, наполненным грустью голосом. — Такова была его воля. Так что оставим ее с миром. — Он на секунду замолк и испытующе посмотрел на Хьюсона. — Кардинал, Ватикан хранит множество тайн. И не только в силу своего весьма преклонного возраста. Это также связано с верой, которую он исповедует. В течение почти двух тысячелетий наша церковь хранила и продолжает хранить тайны исповедей, тайны многих миллионов человеческих существ, святых и грешников, праведников и злодеев. Это людские тайны. Но нашей церкви доверены также заветные тайны, идущие из глубины веков. — Бенелли вздохнул и понизил голос: — Святой отец уполномочил меня раскрыть вам одну из них, поскольку вы — мой преемник. Из ныне живущих ее знают только трое: святой отец, я и…
— Девочка?
Кардинал Бенелли кивнул:
— Это история предательства и имеет отношение к самому Создателю. — Хотя в саду было тепло, Бенелли вдруг почувствовал озноб. — Речь идет о сребрениках Иуды.
Ошибаются те, кто говорит, что нет никакого колдовства и что черная магия — это плод воображения… У дьявола тысячи способов и средств причинять человеку вред, и после своего падения он не прекращает попыток разрушить единство церкви и развратить человеческую сущность.
Молот ведьм
Проснувшись, Пол сразу увидел свет. Яркие, мерцающие блики на потолке. Проникающий в щель между неплотно задернутыми шторами, этот свет был какой-то странный, неопределенно красивый, казалось, ничем не сдерживаемый. Пол лениво наблюдал, как световой поток постепенно рассеивается по спальне, разлагаясь на основные цвета. В голову полезли всякие банальности. Например, что стало бы с человечеством, не будь света. Люди были бы обречены жить в темноте. Свет необходим так же, как вода, и ценить его мы начинаем, только когда теряем.
Он осторожно потянулся, стараясь не разбудить жену. В доме, расположенном в элитном пригороде Сан-Франциско, было тихо. За все время по частному шоссе где-то вдалеке с шумом промчался один автомобиль. В это воскресное утро, лежа в постели, Пол неожиданно осознал, что два этих чуда — свет и покой, когда они вместе, приносят глубокое удовлетворение.
Жаль только, что дневная суматоха гасит это чувство, оттесняет на задний план. Впрочем, он к этому привык, потому что был перегружен делами под завязку.
Через несколько секунд идиллическое состояние сменилось озабоченностью. Он быстро прокрутил в голове программу предстоящей недели: суд над Крамером, сдача статьи в «Психиатр», сдача аналитического отчета, который они с Беном подготовили для «Учреждения с режимом строгой изоляции», выступление по каналу Эн-би-си. Стремление добиться успеха в профессии, стать лучшим криминалистом-психиатром в Соединенных Штатах, подобно мощнейшему генератору, подпитывало Пола энергией, и он щедро смазывал его детали.
Пол покосился на спящую рядом жену, и мысли переключились на личное. Он любил Мэри. Впрочем, тут следовало бы внести одно небольшое уточнение: любил когда-то. Да, в период ухаживания и женитьбы он ее любил. Это было десять лет назад, когда у него вдруг возникла потребность остепениться и завести детей. После тридцати такое с мужчинами иногда случается. Причем, когда они меньше всего этого ожидают.
Мэри была на несколько лет моложе, только окончила университет по специальности искусствовед и скорее была озабочена поисками смысла жизни, чем стремлением заработать деньги. Разумеется, он увлек девушку, покорил умом и решимостью ее завоевать, хотя родители Мэри вначале были против их брака. Недалекие провинциальные католики, они находили Пола слишком амбициозным, кроме того, им не нравилось его отношение к религии.
Пол усмехнулся, вспоминая прежнюю страсть. Как всегда, время все изменило. Любовь к Мэри полностью не исчезла, просто потускнела. Он понимал, что в наши дни, когда все кругом так ненадежно и скоротечно, такое случается в каждом браке. Конечно, Мэри была ему по-прежнему нужна, но любовные связи за последние два года существенным образом изменили его отношение к жене. Пол начал считать, что она уже больше не имеет монополию на него самого и его тело. Естественно, ей он в этом не признавался, а она ни о чем не подозревала.
Возможно, Пол ошибался, но ему казалось, что у Мэри за последние годы сильно поубавилось уверенности в себе. Она по-прежнему великолепно справлялась с работой на посту вице-президента крупного благотворительного фонда, ее нельзя было назвать ни бесхарактерной, ни слабовольной, но в отношениях с ним… Порой она смотрела на него вроде как озадаченно, будто они больше не были связаны духовно, будто их миры разошлись, отдалились друг от друга.
А тут еще это несчастье… Роды принимал доктор, оказавшийся полным бездарем. Он что-то там сильно напортачил. В результате дочка Рейчел родилась здоровой, но Мэри осталась бесплодной. Им выплатили компенсацию, на которую они купили дом, но бесплодие жены сильно подкосило отношения.
Тело под одеялом шевельнулось.
— Ты проснулся? — спросил мягкий голос. Пол не отозвался, продолжая размышлять. — Пол!
Мэри повернулась, уютно устроила на его руке голову, увенчанную копной золотисто-каштановых волос. Он вгляделся в жену. Лицо ее больше не казалось ему красивым, однако по-прежнему оставалось очень привлекательным. Мэри было тридцать три, но цвет лица почти не изменился, светлые, подернутые влагой глаза были необыкновенно хороши, а выступающие скулы придавали овальному лицу особую выразительность. В общем, Пол продолжал гордиться, представляя жену коллегам.
— Проснулся? — сонно пробормотала Мэри, не открывая глаз.
— Ага.
— Ты не забыл, что мы едем на пикник с Ингельманнами? Наверное, пора вставать.
— Нет. Еще рано. Только семь.