— Да.
Священник опустился на колени рядом с постелью и заплакал. Случилось чудо — величайшее из зол обратилось к добру.
Карл Крамер произнес свое последнее слово на земле, которое сообщил ангел света, охраняющий теперь его душу. Он прошептал отцу исповеднику:
— Сильвестр.
И умер.
Хэнлон Досон смотрел в темное окно. Он был потрясен. Впервые в жизни на его глазах душа закоренелого преступника обратилась к Богу.
Мэри сжала руку матери настоятельницы.
— Где отец исповедник? Почему он нас покинул?
— Он вас не покинул, — ответила сестра Марта. — Но вам нужно отсюда уйти. Подальше от Магуса.
Схватив за руки Мэри и Рейчел, мать настоятельница помчалась по темному монастырскому коридору. На улице выл ветер, бушевала гроза. В часовне все монахини собрались у алтаря. Они молились. Против ангела тьмы у них не было никакого оружия, кроме чистой веры.
— Пошли.
Мать настоятельница повела Мэри и Рейчел по винтовой лестнице в подземную часовню, где перед алтарем на коленях стояла Катерина из Бенедетто, окруженная теплым сиянием. Рейчел бросилась к ней, обняла, купаясь в любви, исходившей от святой. Монахиня повернулась к Мэри и взяла ее руки в свои.
— Господь покинул меня, — прошептала Мэри.
— Не говори так. Твой Судный день приближается. Он приходит ко всем людям, хотя и в разной форме. Господь находит путь.
— Я потеряла веру.
— Тогда посмотри на свое дитя и зарядись верой от нее. И отправляйся в собор. Там отец исповедник.
— Пойдемте с нами! — взмолилась Мэри.
— Нет. — Катерина из Бенедетто ободряюще улыбнулась. — До свидания, Мэри.
Мэри посмотрела в глаза святой и увидела в них свое будущее. Бог намеревался ей воздать за мучения.
— Молись за душу мужа, — тихо добавила монахиня. — Он сейчас стоит перед судом.
Мэри взяла Рейчел за руку и вышла.
Вечером, в семь часов сорок одну минуту, Сан-Франциско сотряс второй мощный толчок силой в восемь и семь десятых балла по шкале Рихтера. И одновременно с моря налетел сильнейший тайфун. В этот момент перед монастырем материализовался Магус.
Ударила молния. Крышу часовни охватило пламя. Прошло несколько минут, и строение рухнуло, похоронив под собой монахинь. В подземной часовне, посреди бушующего огня и осыпающейся каменной кладки, возникла величественная фигура Магуса.
Катерина из Бенедетто повернулась к своему заклятому врагу.
На Магусе была та же самая черная мантия, что и в тот роковой день, когда его победил простой рыбак. Но святого Петра уже давно нет на земле, и теперь он, Симон, останется победителем навечно.
Магус внимательно рассматривал святую. Исходящий от нее ярчайший, чистейший свет создавал облако, непроницаемое даже для ангела тьмы. Он не был в состоянии его рассеять и потому не знал, куда скрылись Мэри с ребенком.
Святая и ангел тьмы смотрели друг на друга.
— Катерина, — произнес Магус медовым голосом, — я не собираюсь тебя убивать. Покажи, где прячутся мои жена и ребенок, и я отпущу тебя. Обещаю.
Монахиня молчала. Тогда Магус, преобразившись в ангела света, извлек сребреник Иуды.
— Катерина, посмотри на меня. Я посланец Божий. Это его воля — возьми монету. В твоих руках она начнет превращать зло в добро. Возьми ее и стань одной из тех, кто знает Божий промысел. Ведь мы оба — его слуги.
Катерина из Бенедетто молчала. Каменные стены подземной часовни обрушились. Огонь уже подобрался к алтарю. Магус продолжал искушать:
— Ты всего лишь простая смертная, а я дух. Ты сделала все, что могла. Вспомни, даже первому апостолу не удалось избежать смерти на кресте. Не испытывай мое терпение.
Святая молчала.
— Пусть так и будет, — сказал Магус, поняв, что не способен проникнуть ей в душу. — Умри же, великая святая!
Он выставил вперед монету, и крыша подземной часовни обрушилась, накрыв Катерину из Бенедетто вместе с распятием на стене и алтарем.
В это мгновение молящийся в часовне Святого Петра Иоанн XXV схватился за сердце и застонал. Святая, единственный человек на земле, способный противостоять монете, отошла в мир иной.
Кардинал Бенелли подвел рабочего к оштукатуренной стене, на которой был изображен красным огромный крест.
— Ломай.
Рабочий опасливо посмотрел на кардинала.
— Ломай. Такова воля папы.
Через несколько минут в стене образовался проем. Кардинал вошел в склеп, где на постаменте стоял мраморный саркофаг.
— Открывай.
Рабочий приподнял монтировкой крышку, затем сдвинул ее в сторону.
— Теперь уходи.
Бенелли поспешно откинул саван и охнул. Прошла почти тысяча лет, а тело папы Сильвестра II едва тронул тлен. Он вгляделся в длинное костлявое лицо понтифика, одетого в папское одеяние, с большой митрой на голове.
— Слава Богу, святой отец, наконец-то мы вас нашли!
Иссохшими руками папа сжимал золотую чашу. Кардинал долго смотрел на нее, не смея коснуться. Наконец извлек из безжизненных пальцев и, задержав дыхание, открыл.
На дне сосуда со святой водой лежала серебряная монета, вправленная в небольшой крест. Сребреник Иуды со странной надписью, выцарапанной предателем Светоча мира. Бенелли зажмурился, ослепленный блеском.
Однако монета, освобожденная от духовной силы Сильвестра, немедленно привлекла Магуса.
— Возьми ее, — прошептал он на ухо Бенелли. — Возьми монету, и ты приобретешь силу ангела.
Кардинал протянул руку. «Может быть, это действительно Божья воля? Я бы достиг высшей мудрости и смог бросить вызов ангелу тьмы. Разве это противоречит нашим целям?»
Дрожа всем телом, Бенелли отдернул руку и закрыл чашу. Вышел из склепа в туннель, где, приподняв крышку, погрузил палец в святую воду и написал на пыльной стене: SMRM, «Salva me, Redemptor Mundi» — «Сохрани душу мою, Спаситель мира».
Теперь Бенелли были знакомы страдания Иуды.
Кардинал медленно двинулся по туннелю с бесценной ношей в руках. А Магус продолжал нашептывать:
— Судьбу нельзя изменить. Ты все равно предашь — таков твой удел.
Мэри мчалась к собору, не обращая внимания на то, что происходило вокруг.
Рушились здания, проваливались дороги и тротуары, повсюду зияли котлованы, полыхали пожарища. А подземные толчки продолжались. Вдалеке были слышны оклики патрульных, которые искали среди развалин случайно выживших людей. Трудно было примириться с гибелью этого прекрасного города. Над головой каждые несколько секунд вспыхивала молния, грохотал гром.