— Харальд взял бы О’Коннора в свое братство, — произнес Джереми.
— Какая потеря! — Мария тяжко вздохнула. — О'Коннор был не только честным, возвышенным человеком, но и кладезем знаний.
— Его знания не пропали, — мягко произнес Джек, обняв Марию за плечи. — О'Коннор передал свои знания ученикам и сподвижникам, которые откроют в науке новые горизонты.
— Кстати, я уже сделал маленькое открытие, о котором рассказал только Марии, — проговорил Джереми. — Помните, мы рассуждали о том, что скандинавские колонисты, обосновавшиеся в Гренландии, в четырнадцатом столетии делись невесть куда. Тогда мы сочли, что это — одна из величайших загадок прошлого. Так вот, в Херефордской библиотеке я обнаружил источник, который объясняет эту загадку, — книгу, пылившуюся на замурованной лестнице вместе с грудой других сваленных туда книг. Скандинависты сочли бы эту находку, по меньшей мере, такой же важной, как находка сокровищ Харальда. Это написанная в четырнадцатом столетии «Сага о Вестрибиге», гренландском Западном поселении.
Джереми достал из портфеля книгу в потрепанном кожаном переплете.
— И в этой саге рассказывается о том, куда делись скандинавские поселенцы? — спросил Костас.
— Вот именно, — сказала Мария, заглядывая в книгу, открытую Джереми в нужном месте. — А вот слова, которые вам с Джеком знакомы: «Haraldi konunge». Вы их видели, если помните, на Маппа Мунди, найденной в Херефордской библиотеке. Речь идет о короле Харальде Сигурдсоне.
Костас присвистнул.
— О Харальде Хардрада! Выходит, скандинавские поселенцы помнили о Харальде почти три века спустя после того, как он покинул Гренландию.
— А за его именем фигурирует символ.
— Это менора, — определил Костас, увидев среди слов на латыни знак, похожий на руну. — Круг и вправду сомкнулся: Константинополь, Айона, Гренландия, Винланд, наконец, Юкатан, и вот снова та же забытая богом библиотека, с которой все началось.
— Давайте все же прочтем, что здесь написано, — сказал Джереми.
Медленно, водя пальцем по строчкам, Мария перевела:
— «1332 год от Рождества Христова. Вожди колонистов постановили пойти всем поселением по следам короля Харальда Сигурдсона, сначала на север, а затем, пересекая море, на запад». Вероятно, на решение поселенцев, испытывавших немалые трудности, повлияли налоги, которыми их обложила учрежденная в Гренландии епископальная церковь. Поселенцы в душе были язычниками, и Харальд Хардрада был им гораздо ближе по духу, чем далекий епископ в Риме.
— Куда же конкретно отправились поселенцы? — спросил Костас.
Мария продолжила, снова водя пальцем по строчкам:
— «Сначала поселенцы пошли на север, к большому фьорду, откуда Хальвдан Бесстрашный ушел на своем корабле в Вальхаллу».
— Невероятно! — воскликнул Джек. — В этой саге упоминается о Хальвдане и его корабле. Выходит, Костас, этот корабль нам с тобой не приснился.
— По-моему, таких ужасов и в страшном сне не увидишь.
— Из фьорда гренландские поселенцы в составе ста двадцати человек ушли на северо-запад, взяв на борт продовольствие, — начала снова Мария. — Больше их никогда не видели. Во главе этих людей стояли Эрлинг Сигватсон, Бьярн Тордсон и Эйндрид Одеон. Эти имена мне встречались. Я видела их на плите с руническим текстом. Плиту нашли в девятнадцатом веке в Кингигторссваке, небольшом поселке на острове к северу от Илулиссат-фьорда.
— Можно понять, что гренландские беженцы пошли на своем корабле к Северо-Западному проходу, — с сомнением в голосе сказал Костас.
— Так говорится в саге.
— У них был какой-нибудь шанс одолеть этот проход?
— Скандинавы были опытными, искушенными моряками, — пояснил Джек. — Харальд Хардрада после поражения в битве при Стэмфорд-Бридже дошел до Гренландии, а затем пересек Северную Атлантику. Если летом 1333 года проливы между морем Баффина и морем Бофорта были свободны ото льда, то гренландцы вполне могли одолеть этот проход.
— И дойти до Тихого океана! — возбужденно подхватил Джереми. — Тогда куда древним китайским мореходам до скандинавов! Викинги их превзошли.
— Фантастика! — сказал Джек. — Мы искали сокровище Харальда, но, вероятно, главное его наследие в том, что он проложил дорогу своим потомкам в новые, неизведанные миры. В Гренландии он пробыл недолго, но и за короткое время оставил о себе яркую память, позволившую гренландцам, презрев опасности, отправиться на поиски лучшей жизни, чтобы покончить с жалким существованием.
— Я думаю, — подхватила Мария, — если бы Харальд узнал, что своим примером он поднял дух других людей и воодушевил их на героические поступки, он был бы доволен и посчитал это влияние одной из главных своих побед.
Костас достал из кармана найденное в Ланс-о-Медоус нагрудное украшение со вставленными в него в качестве глаз бога-орла двумя серебряными монетами и досадливо произнес:
— Выходит, это все, что досталось нам из сокровищ Харальда.
— Не так уж мало, — ответил Джек. — Одна из этих монет отчеканена в Англии при короле Кнуде, а другая — в Риме при императоре Веспасиане. Каждая в отдельности ничего особенного собою не представляет, зато вместе они служат реквизитом истории, которая раньше мне бы и в голову не пришла. Так что эти монеты мне дороже всего золота мира.
— Интересно, а какова судьба той девицы, тезки Марии, которая, полюбив Харальда, помогла ему и его товарищам бежать из тюрьмы в Константинополе и уплыла вместе с ними? Как думаешь, Джек, она разделила судьбу своего возлюбленного или, может, после гибели Харальда стала королевой тольтеков? Пожалуй, такой поворот событий придал бы всей истории дополнительную пикантность.
— Не думаю, что Мария стала королевой тольтеков, — ответил Джереми.
— Ты говорил, что на фреске в храме среди викингов видел женщину. Это была Мария?
— Вероятно. Кому же быть?
— А я, — сказала Мария, — эту женщину представляю себе валькирией, которая вместе с павшими в бою викингами удалилась в Вальхаллу, чтобы прислуживать им за пиршественными столами и делить трапезу с ними, членами подлинного фелага. Думаю, что, оказавшись среди воинственных викингов, Мария и сама стала воительницей, сражалась с тольтеками рядом с Харальдом и в конце концов разделила его судьбу.
— Тогда она была королевой валькирий, — заключил Костас, окинув взглядом Марию.
Джек кивнул, подошел к борту судна и поднял предмет, завернутый в парусину. Это был боевой топор Хальвдана, спасший Джека и Костаса от неминуемой гибели в недрах айсберга. С тех пор как Джек вернулся на судно из опасного путешествия, он впервые взял топор в руки и теперь вглядывался в него с неподдельным волнением. «Мьелльнир», — снова прочитал Джек выведенное на топоре слово, обозначающее боевой молот Тора, величайшего бога, который, как надеялись скандинавы, поможет им победить силы зла при наступлении Рагнарека. Над надписью красовалась эмблема византийского императора — двуглавый орел: одна голова — символ Рима, другая — символ нового Рима, Константинополя. На другой стороне топора подпись самого Хальвдана, выведенная им тысячу лет назад, когда он в славные времена служил под началом своего любимого предводителя в варяжской гвардии самого прославленного города в мире.