Помучившись с дрелью, Каверин взялся за молоток и шлямбур. Инструмент плохо держался в искусственной руке, Володя психовал, то и дело чертыхаясь сквозь стиснутые зубы. Но сдаваться он и не думал. Обливаясь потом, он раз за разом бил тяжелым молотком по головке шлямбура. В лицо летела бетонная крошка, руки налились свинцовой тяжестью, ноги подрагивали от напряжения…
Время от времени Каверин останавливался, приваливаясь мокрым лбом к непокорной стене.
– Шайтан!.. Падла!.. – задыхаясь, шептал он в изнеможении, а уже через минуту снова начинал махать молотком.
Упорства Каверину было не занимать, и спустя полчаса стена, наконец, сдалась. После очередного удара шлямбур провалился в полость – дыра была готова. Еще несколько минут ушло на то, чтобы вбить дюбель и закрутить шуруп.
Пошатываясь от усталости, Каверин повесил картину, медленно слез со стремянки, отдышался. Он отошел в глубь комнаты, переходя с места на место и под разными ракурсами любуясь картиной. Володя был горд – уже не только портретом, но и своей победой над стеной.
Из прихожей донесся звук открываемой двери.
– Володя, ты дома?! – громко спросила жена. Каверин промолчал.
Постукивая каблуками, Света вошла в гостиную и увидела своего донельзя довольного мужа напротив огромной картины.
– Ну как тебе, а? – с плохо скрываемой гордостью спросил Каверин. – Друзья подарили…
Света прислонилась к дверному косяку, недоуменно разглядывая нелепую мазню. Ее муж терпеливо ждал взрыва восторга, но Света совсем не торопилась восхищаться. Она достала сигарету и, закурив, устало покачала головой:
– Володя, ты ненормальный…
Каверин окаменел. Медленно наливаясь краской, он потянулся к лежавшему на стремянке молотку. К счастью, Света заметила это его движение. Ей стало страшно, она напряглась и растерянно пробормотала:
– Что с тобой, Володя?..
Каверин схватил молоток и, развернувшись к жене, яростно проревел:
– Убью, с-с-сука!!!
Вскрикнув, Света шмыгнула прочь, и в ту же секунду в дверной косяк, в то самое место, где она только что стояла, врезалась тяжелая сталь.
В своем избирательном штабе Белов принимал двоих специалистов предвыборных технологий, которым предстояло заняться его избирательной кампанией. Их где-то раздобыл Пчела. Он позвонил и стал уверять Сашу, что эти двое – лучшие. Белов и сам думал о том, чтобы привлечь в свою команду спецов такого рода, поэтому он попросил друга привезти их к нему как можно скорее.
Пчела влетел в его кабинет спустя полчаса. Он жутко торопился, поэтому сразу вывалил на Белова как можно больше информации:
– Короче, Сань, эти двое – круче всех! – тараторил он. – Профессора, блин! Да что там профессора – волшебники! Их, кстати, Гудвинами зовут! Сколько они народу по всяким выборам протащили! И в Думу и в эти… мульти… ципалитеты… Тьфу, блин, язык сломаешь! Ну ты понял, да? В общем, люди толковые, сам увидишь – они там, в приемной у Людки…
– Пчелкин, погоди, ты что как на пожаре-то? – улыбнулся Белов.
– Да меня люди в банке ждут, а я тут с твоими имидж… – Пчела снова запнулся, но все-таки договорил почти по складам: – Имидж-мей-керами!
– А почему – Гудвины? Они что, братья?
– Сань, да хрен их знает! Слышь, я побегу, а?!.. – взмолился Пчела.
Ладно, беги! – махнул на него Белов. – Скажи там этим Гудвинам, пусть заходят.
Пчела выскочил из кабинета, а в двери появились двое мужчин лет тридцати. Они были удивительно похожи друг на друга. Оба невысокие, кучерявые, пухлые, круглолицые, в маленьких круглых очечках – их вполне можно было принять за братьев. Единственное, что их отличало – это цвет волос. Один был черным, как смоль, второй – бледно-рыжим.
– Гуревич, – представился один.
– Двинкер, – кивнул другой.
«Так вот почему Гудвины…» – догадался Саша. Он вышел гостям навстречу и пожал им руки.
– Белов Александр Николаевич, прошу…
Саша вернулся на свое место за столом, Гудвины сели рядком напротив. Белов достал свой избирательный плакат и развернул его перед специалистами.
– Ну, что скажете?
Этот плакат ему нравился, а девиз для него – «я научу власть отвечать за свои действия» – он вообще придумал сам.
Рыжеволосый Гудвин, прищурившись, осмотрел плакат и мелко закивал:
– Если я вас правильно понял, вы собираетесь строить свою избирательную кампанию на образе человека волевого, мужественного – словом, лидера! Посыл, по сути, верный, но слишком, как бы точнее сказать, агрессивный. Вы согласны со мной, Александр Николаевич?
– Трудно сказать, – уклонился от ответа Белов. – Для меня это дело новое, поэтому я вас и пригласил.
Второй имиджмейкер задумчиво подвинул плакат ближе к себе. Саша перевел внимательный взгляд на него.
– С моей точки зрения, Александр Николаевич, – начал Черный Гудвин, – нам следует дистанцироваться от образа человека, который живет в мире больших денег и всего, что с ними связано. Электорат обычно мало интересуют деловые качества кандидата.
– Понимаете, у нас в России электорат голосует сердцем… – робко улыбнувшись, подхватил мысль партнера Рыжий Гудвин. – Нам важно найти в вас те качества, которые позволят избирателям увидеть в вас человека.
– Та-а-ак… – удивленно поднял брови Белов. – Получается, человека во мне еще поискать надо?
Черный Гудвин бросил быстрый осуждающий взгляд на допустившего прокол Рыжего.
– Боюсь, вы неправильно меня поняли… – прижав к груди пухлые ручки, замялся тот. – Понимаете, я имел в виду, что ваш имидж…
– Да все в порядке, – с улыбкой перебил его Саша. – Ну давайте, предложите что-нибудь, где искать-то?
– Безусловно – семья. Жена, дети… – начал Рыжий Гудвин.
– Родители, друзья… – подхватил Черный.
– Биография, служба в армии…
– Красивые человеческие поступки…
– Увлечения, жизненные интересы, хобби…
– Контакты в творческом сообществе…
– Помощь детям, сиротам и инвалидам…