Я так и села. Сто миллионов!
— Хе-хе! — самодовольно хмыкнула Поппи, ткнув меня локтем в бок. — Нужно уметь торговаться, крошка!
Я просто умирала от зависти.
— Что же, все складывается замечательно, — обрадовался Амбруаз. — Теперь мне остается лишь показать вам, где находится птичий двор. Вам достаточно будет проработать всего неделю, чтобы расплатиться с этим ужасным Зонголо. Надеюсь только, вы не слишком изнежены, поскольку куроводство сопряжено с весьма тяжким зловонием. Оттого-то никто и не хочет там работать. Я подумал, что следует вас предупредить.
— Это не так страшно, — вздохнула я. — Самое главное, чтобы мы смогли заплатить за топливо, в котором нуждается машина. В любом случае спасибо тебе за совет. Если бы не ты, мы бы оказались в серьезной беде.
— Ах, что вы, это такая малость, — любезно отозвался Амбруаз. — Взамен не согласитесь ли вы рассказать мне немного о том, что сейчас происходит наверху… объяснить, что изменилось в мире, чтобы я не слишком растерялся, когда вернусь на поверхность.
Бедняга! Он и не представлял, сколько трудностей его ожидало. Я промолчала, чтобы не расстраивать его.
Внезапно на нас накатила волна такой жуткой вони, что мне пришлось срочно зажать нос. Перед нами простирался большой сетчатый загон, где беспорядочно метались сотни кур. Из-за отсутствия солнечного света их оперение было однородно белым. Они копались в толстом слое помета, яростно квохча.
— Надо было просить двести миллионов! — простонала Поппи, вытаращив глаза.
Собрав все свое мужество, я толкнула калитку, ведущую на птичий двор. Что толку тратить время на жалобы, раз другого выхода все равно нет?
В небольшом сарае я нашла пару рабочих халатов и резиновые сапоги, а также бочонки с сухим кормом.
— Грибные гранулы, — пояснил Амбруаз с извиняющейся улыбкой. — Сожалею, но вам придется питаться тем же самым, что и куры. Надеюсь, вам нравится такая еда.
Пора было приниматься за работу: куры явно проголодались и уже готовы были идти на приступ сарая. Я натянула сапоги и халат, наполнила ведро гранулированным кормом и храбро двинулась им навстречу.
Вонь была настолько ужасной, что мне казалось, я сейчас лишусь сознания. Мои ноги чавкали — чвак, чвак, чвак, — по щиколотку увязая в свежем помете… Полный восторг, ничего не скажешь…
Ладно уж, опущу подробности, иначе вы рискуете лишиться аппетита дней на десять.
Поппи отнеслась к положению вещей не так смиренно, тем более что нетерпеливые куры тут же принимались клевать нас в голени каждый раз, когда были голодны, то есть практически постоянно. Амбруаз тем временем сидел в сторонке на большом валуне, снисходительно поглядывая на наши усилия. Когда куры ненадолго оставляли нас в покое, мы покидали загон и усаживались рядом с ним, чтобы, как он хотел, поговорить о жизни наверху. Мы старались вводить его в курс дела потихоньку, потому что бедолага так и остался где-то в XVIII веке… Одним словом, ему понадобилось бы немало уроков, чтобы нагнать свое отставание.
На второй день, как раз когда мы были заняты разговором, случилось нечто невероятное. Я вдруг обратила внимание, что куры как будто забегали быстрее, чем обычно. Словно смотришь фильм в ускоренной записи… Я никогда не видела, чтобы куры так носились. Амбруаз заговорил… и я не смогла ничего разобрать, так как его слова сливались в сплошную скороговорку.
— Ох, дьявольщина! — простонала я. — Опять начинается. Теперь время пошло быстрее…
Амбруаз запаниковал. Он снова сказал что-то, но мы ничего не разобрали. Тогда он схватил кусочек древесного угля и принялся писать на поверхности камня. Писал он с поистине невероятной скоростью.
«Это очень плохо, — прочла я. — Если так пойдет дальше, я проживу всю свою жизнь всего за один день. К полудню мне будет тридцать лет, к обеду — пятьдесят… а к вечеру все восемьдесят».
Бедный мальчик, это было ужасно!
Я трижды стукнула по крышке чемоданчика, чтобы привлечь его внимание. Тот не замедлил отозваться:
— Тебе и твоей подруге ничего не угрожает. Пилюли, которые вы проглотили перед входом в пещеру, все еще действуют. Это не продлится вечно, но на данный момент вы можете не волноваться.
— А ты не мог бы изготовить еще одну такую пилюлю для Амбруаза? — попросила я.
— Нет, я вам не разносчик сладостей. Позволь заметить, что я и так уже пошел против правил, позволив Поппи принять пилюлю наравне с тобой. Из-за этого меня могут ожидать большие неприятности. Амбруаз пусть справляется сам, меня его дела не касаются.
— Эй! Гляди-ка! — вскричала Поппи, указывая пальцем на птичий двор. — Вот бред-то!
Я тоже не удержалась от удивленного восклицания. Цыплята прямо на наших глазах превращались во взрослых кур!
К счастью, после краткого стремительного рывка время немного замедлилось и приобрело менее шокирующую скорость. Но все равно Амбруаз продолжал стареть…
Всякий раз, взглядывая на него, я замечала, что он выглядит чуть старше, чем час назад.
К полудню вместо подростка он превратился во взрослого мужчину примерно лет тридцати. Это было так странно… У меня возникло чувство, что рядом с нами кто-то чужой: я перестала узнавать в нем милого мальчика, который пришел на помощь. Мне даже неудобно было говорить ему «ты» и приходилось сдерживаться, чтобы не начать называть его «господином». Всего несколько часов назад он был нашим приятелем, а теперь он стал такого же возраста, как мой отец!
Я спросила, можем ли мы чем-нибудь помочь ему. Он пожал плечами и написал:
«Нет, машина окончательно разладилась. Теперь время постоянно будет скакать то назад, то вперед. И будет все хуже и хуже, если только ее не удастся починить».
И естественно, дальше ситуация начала быстро ухудшаться.
— Ты видела? — прошептала Поппи. — Наша одежда… она превращается в лохмотья. Выглядит как найденная на чердаке ветошь.
Я осмотрела свои джинсы, майку… в самом деле, их как будто носили уже не один год.
— Могут подумать, что ты напялила обноски своей прабабушки! — хихикала моя подружка (которая, надо сказать, выглядела ничуть не лучше!).
Осмотревшись вокруг, я тут же заметила, что и остальные вещи тоже состарились и обветшали.
— Это общее явление, — пробормотала я. — Когда мы только пришли, сетка загона была совсем новой, а теперь ее покрывает ржавчина. Сарай тоже был еще крепким, а сейчас он вот-вот обвалится… Даже подметки на нашей обуви протерлись до дыр, словно мы прошли в ней тысячу километров. Если я попробую сесть, мои джинсы лопнут сзади, как бумажная салфетка, и все смогут любоваться моей голой попой…
— Хо-хо! — прошептала Поппи. — Только не оборачивайся… Бедняга Амбруаз тоже состарился. У него уже появились морщины. Совсем скоро он будет выглядеть глубоким стариком.