Во взгляде, который он устремил на Катрин, светилось сострадание. Молодая женщина побелела как мел.
– Ворот? Вы смогли им заняться?
– Конечно. Под предлогом того, что там возникло что-то неладное, я смазал его таким количеством жира, что его теперь можно зажарить. Но что вы хотите сделать при таком количестве зевак? Мы даже не сможем дать узнику напиться и поесть.
– Нужно, чтобы они ушли! – проговорила Катрин сквозь зубы. – Надо…
– Да, – произнес Жосс, – но как? Если даже небесной воде не удается с ними справиться…
Как раз в этот самый момент разразился мощный удар грома, настолько неожиданный, что все вздрогнули. И небо словно разорвалось. Дождь превратился в наводнение. Мощные потоки дождя обрушились на землю с такой силой, что в мгновение ока площадь, кишевшая людьми, опустела.
Стараясь защититься от ливня, люди беспорядочно кинулись в укрытие, солдаты прижались к стене собора, с башен исчезли рабочие. Только клетка осталась под бурей, а ветер дул так резко, что эта висячая тюрьма стала раскачиваться.
Подойдя к выходившему на площадь оконцу, Катрин, Ганс и Жосс смотрели на происходившее.
– Если бы это продлилось подольше… – прошептала Катрин. – Но буря налетела и…
– Случается, что бури длятся долго… – произнес Ганс, желая ее ободрить. – Во всяком случае, ночь будет темной. Пойдемте, мои люди возвращаются. Нам нужно поужинать и отдохнуть. Дел у нас хватит на ночь…
Вечер показался Катрин бесконечным. Дождь все лил. Слышен был его яростный и бесконечный барабанный бой по крыше. Сидя на камне возле очага, напротив Жосса, который, надвинув на глаза свой колпак и скрестив руки, видимо, спал, Катрин ждала.
Она тоже закрыла глаза, но сон никак не приходил. Рабочие улеглись спать после скудного ужина. Дом наполнился храпом, Катрин, единственная оставаясь с открытыми глазами, прислушивалась к стуку своего сердца. Она даже не захотела лечь и, когда в темноте увидела, как к ней молча подходит Ганс, быстро встала. В тот же момент и Жосс был на ногах.
– Пойдемте! – прошептал Ганс. – Теперь или никогда…
Дождь прекратился, но ночь была черным-черна, как сажа.
– Минутку, – прошептал Ганс. – Нужно кое-что захватить с собой.
Он протянул Катрин сверток с грубой тканью, а Жоссу что-то вроде переметной сумы из грубой холстины. Сам Ганс нагрузился большим мешком, который тоже казался достаточно увесистым.
– Что это? – тихо спросила Катрин.
– Наверху поймете. Пойдем быстро!
В глубокой темноте они повторили путь, по которому прошли предыдущей ночью. Без помех они добрались до двери, проникли в церковь. Как и накануне, два монаха молились у могилы Сида, но Катрин едва взглянула на них. Время от времени она нащупывала у пояса свой верный кинжал, решив воспользоваться им, если будет нужно.
На верхушке башни резкий ветер заставил ее согнуться, но глаза уже немного привыкли к темноте. Клетка была едва различима в океане мрака, в котором потонули крыши города и окрестности.
– Ничего не видно! – прошептала она. – Как мы все сделаем?
– Я-то вижу достаточно хорошо, – отозвался Ганс. – Это главное. Внимание, Жосс, я начинаю поднимать клетку.
Закатав рукава, Ганс плюнул себе на ладони и взялся за огромное колесо ворота. Катрин казалось, что один человек никогда не сможет его повернуть.
– Я буду вам помогать! – заявила она.
– Нет… оставьте! Лучше помогите Жоссу притянуть клетку, когда она будет на уровне площадки. Это тоже нелегкое дело.
И, глубоко вздохнув, Ганс повис на толстой ручке ворота. Клетка качнулась, потом медленно, очень медленно начала подниматься. Не слышно было никакого шума, они скорее догадывались, чем различали, что тяжелая масса клетки приближалась.
– Только бы Гансу удалось! – сказал Жосс с беспокойством. – Поднять такое одному – это же работа для титана!
Ужасающее усилие, которое взял на себя каменотес, чувствовалось по его тяжелому дыханию. До самых глубин своего существа Катрин чувствовала борьбу, ужасное напряжение человеческих мускулов. А клетка поднималась совсем понемногу, почти незаметно.
– Боже! Помоги ему! – простонала Катрин.
Она уже хотела броситься к Гансу на помощь, но замерла от неожиданности. На лестнице показалась какая-то тень. Вновь прибывший произнес три слова на незнакомом языке и стал налегать на ворот вместе с Гансом.
– Кто этот человек? – спросила пораженная Катрин.
– Не бойтесь. Это Гатто, мой старший мастер… Он хочет нам помочь.
– А по какой причине?
– Готлиб, человек, которому дон Мартин приказал отрезать кисть, – его брат. Ему можно доверять. И потом… помощь всегда кстати. Я уже подумал, что сейчас все брошу. Эта клетка такая тяжелая, что мускулы разрываются.
Не ответив, Катрин подошла к Жоссу. Клетка теперь поднималась значительно быстрее. Ее верх уже оказался вровень с площадкой, поднялся выше, выше… Вооружившись багром, Жосс зацепил одну из перекладин и потянул на себя.
– Тихо! – шептал Ганс. – Тихо! Ее нужно поставить без шума.
Какое-то мгновение гнусная тюрьма покачивалась в нескольких сантиметрах от площадки, потом медленно опустилась.
– Ночь прямо как чернила! – пробормотал Ганс. – Приходится действовать почти на ощупь… Вы нашли дверь?
– Да, – прошептал Жосс. – Вот она!
Большой железный замок, на который была заперта клетка, был на самом деле настолько прост и бесхитростен, что его легко открыли. Как только дверь распахнулась, Катрин устремилась туда, нетерпеливыми руками ощупывая неподвижную намокшую фигуру, лежавшую внутри.
– Он не двигается! – прошептала она с тревогой. – Жив ли он…
– Это мы еще посмотрим! – ответил Жосс. – Пустите нас, мадам Катрин, дайте нам заняться им…
– Поспешим! – проворчал Ганс. – Посмотрите на небо!..
И действительно, смутно засветилась луна за завесой туч.
– Если солдат или любой горожанин вдруг захочет поднять глаза и заметит, что клетки нет на месте, в мгновение ока сбежится весь город!
Не без труда, с бесконечными предосторожностями трое мужчин вытащили узника из клетки.
– Он жив! – прошептала она, уловив слабое дыхание Готье.
– Быстро, – приказал Ганс, – разденьте его! Нам надо спешить…
Словно в подтверждение его слов, они услышали снизу, как один из солдат закашлял. Потом услышали звон копья, звякнувшего о камень. Четверо заговорщиков съежились с безумно забившимися сердцами, ожидая криков тревоги, которые, без сомнения, вот-вот должны были нарушить тишину… Но ничего не произошло! Жосс, Катрин и Гатто бросились к Готье, стали его раздевать, а в это время Ганс открыл мешок, который принес. В нем лежал наскоро обструганный толстый кусок дерева.