– Ничего не бойся, я хочу, чтобы у нас был еще ребенок.
Андрей не был, в отличие от Лизы, папиным ребенком. Но, что еще хуже, он не был и маминым. Он был совершенно особенным, независимым, погруженным в себя и абсолютно не нуждался ни в родителях, ни в сестре, ни в ком бы то ни было. О том, что их ребенок – вундеркинд, Вакары узнали, когда Андрею исполнилось три года, а Лизе – восемь. Мальчик оказался сверходаренным художником и поэтом. С этого момента в семье все переменилось.
Елена стала относиться к сыну как к божеству. Она ничего не понимала ни в его картинах, ни в стихах, но твердо знала одно: ее сын – гений, и она это чудо произвела на свет. Ее долг – преданно служить этому чуду, терпеть его странности и жестокие выходки, ибо это странности и выходки гения, который имеет на них право.
Мальчика и его творения показывали специалистам – художникам и литераторам, и все в один голос твердили, что Андрей Вакар – вундеркинд, талант, необыкновенное создание. Елена боялась, что в один момент все рухнет, окажется неправдой, сном, случайностью, поэтому долго оберегала сына от известности, умоляя тех самых художников и литераторов не предавать огласке факт существования Андрея. Она не стремилась к славе, она чувствовала себя Богородицей, и этого ей было достаточно. Мальчик продолжал ходить в обыкновенный детский сад и, когда пришло время, отправился учиться в обыкновенную школу, куда периодически вызывали его родителей и просили воздействовать на сына, который то грубил учителям, то жестоко дрался на переменках, то дерзил и демонстративно отказывался заниматься на уроках. В один прекрасный день Елена не выдержала.
– Нельзя больше мучить ребенка, – сказала она. – В школе к нему относятся как к обыкновенному мальчику, а он – вундеркинд, он требует к себе особого отношения, бережного, внимательного. Нельзя заставлять его ходить на физкультуру, если он хочет в это время рисовать. Искусство – его призвание, а он вынужден тратить время на всякую ерунду. В конце концов, учителя должны считаться с тем, что он – не обычный ребенок. В противном случае они его загубят.
Факт необычайной одаренности Андрея Вакара был предан огласке, когда ему было уже восемь лет, когда вся квартира была увешана его картинами, а написанные им стихи и поэмы занимали несколько толстых тетрадей. И в семью пришла Слава.
Прошло еще три года, и однажды Владимир Вакар стоял у окна, смотрел на проливной дождь и ждал, когда из-под арки покажутся две фигурки: сына и дочери. Лиза отвела брата на занятия в художественную школу и должна была привести его обратно. Вакар увидел Лизу, которая почему-то несла мальчика на руках. Владимир в первый момент даже не понял, в чем дело, только заметил, что струи дождя, стекая с голубой курточки Андрея, становились розовыми. Лиза шла очень медленно. Дойдя до середины двора, она подняла глаза, увидела в освещенном окне отца и рухнула на землю.
Через два дня усталая толстая женщина-следователь сказала Вакару:
– Что мы можем с ними сделать? Ни одному из них нет четырнадцати лет, уголовной ответственности они не подлежат. Разумеется, мы направим их в специнтернат, но больше ничего мы сделать не можем.
– А как же мой сын? – растерянно спросил Владимир. – Он же умер. Кто-нибудь должен за это ответить?
Следователь пожала пухлыми плечами.
– А как же закон? Он считает, что ребенок, которому нет четырнадцати лет, за свои действия не отвечает и его нельзя наказывать.
– Но мой мальчик… – раздавленно повторил Вакар. – Моя дочь сошла с ума от пережитого ужаса, она лежит в больнице и может не оправиться от шока. За это тоже никто не отвечает?
– Я вам искренне сочувствую, – тихо сказала следователь. – Но поверьте мне, закон не поддерживает идею возмездия.
– Значит, это плохой закон, – твердо сказал Вакар и ушел.
На следующий день Елена сказала ему недоумевающим тоном:
– Чего ты, собственно, ждешь? Разве ты не собираешься отомстить за нашего сына?
– Я не могу мстить детям, – возразил Владимир, пораженный словами жены.
– Они убили нашего мальчика, – упрямо повторила она.
– Елена, как бы там ни было, они – дети, и я больше не хочу говорить на эту тему, – отрезал Вакар.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Елена. – Я подожду, пока они вырастут. Но ты все равно должен это сделать, иначе Андрюшина душа никогда не успокоится и тебе никогда не будет прощения.
С тех пор прошло девять лет. Из четырех малолетних убийц в живых остался только Игорь Ерохин. Генерал-майор Вакар знал, что его долг – защитить семью, дать покой жене и дочери. Пусть они тысячу раз не правы, но они – его семья, и он выполняет свой долг мужчины, мужа и отца. Сейчас, когда ему вот-вот стукнет пятьдесят, он с горечью начинал сознавать, что всю жизнь неправильно понимал два самых главных слова: «долг» и «семья». Но уже поздно, он уже в ловушке, за его спиной – три трупа. И скоро будет четвертый.
– Вы можете называть меня просто Бокр.
Настя с изумлением разглядывала человечка, возглавлявшего присланную Денисовым группу. Про таких обычно говорят: метр с кепкой. Правда, вместо кепки на нем была шерстяная лыжная шапочка, надвинутая низко на лоб и обтягивающая запавшие виски и выступающие скулы. Маленькие глазки, спрятанные глубоко под кустистыми бровями, кривой перебитый нос с подергивающимся кончиком, узкая ленточка бескровных губ и мощный раздвоенный подбородок – все это делало его похожим на ящерицу, экзотическую и опасную. Он был худ, но отнюдь не немощен и состоял, казалось, из стальных тросов-жил. Кроме того, он был невероятно подвижен, ни секунды не стоял спокойно на месте, но это не выглядело нервозной суетливостью. Из него ключом била энергия.
Как и обещал Эдуард Петрович Денисов, ровно в 9.30 утра раздался телефонный звонок, а уже через полчаса в Настиной квартире стоял этот чудной типчик в серой шапочке с голубой полоской и высоким тенорком произносил:
– Вы можете называть меня просто Бокр.
«Странная кличка, – быстро подумала Настя. – „Бокр“ по-венгерски означает „колодец“. Почему именно „Бокр“?»
Смутное воспоминание шевельнулось в мозгу, что-то связанное с детством, с изучением иностранных языков. Но заостряться на мысли и додумывать ее до конца времени не было.
Человечек по кличке Бокр старательно расшнуровал высокие ботинки на толстой подошве, без которых он стал еще ниже ростом. Снять пальто он и не подумал.
– Куда можно пройти? – деловито осведомился он, отказавшись от предложенных хозяйкой тапочек. Настя с трудом удержалась от улыбки, глядя на него, такого нелепого в своей шапочке, длинном сером пальто и трогательных голубых носочках.
Она решила проявить гостеприимство.