— Я наведу справки и перезвоню, — сказал я.
Я сидел на стуле, смотрел в сторону леса и старался сохранять хладнокровие. Отсутствие ноутбука Эми и ее КПК теперь получило объяснение. Как и состояние ее письменного стола, если ей пришлось уезжать в спешке. То, что в нашем доме побывал чужак, теперь представлялось мне куда менее вероятным. В этом убеждали найденные окурки. А также мне это подсказывала моя интуиция.
Я сидел, упираясь локтями в колени и закрыв лицо руками. Вместо того чтобы попытаться осмыслить происходящее логически, задавая последовательные вопросы для получения рациональной картины, для которой у меня не хватало информации, я позволил мыслям свободно скользить по моему сознанию. Пусть они сами выбирают подъемы и спуски, повороты и остановки — вдруг мне удастся увидеть ситуацию в ином свете и что-то понять.
Если такая возможность и была, мне ее осуществить не удалось. Я обнаружил лишь один факт, который не укладывался в схему. Выйдя на веранду в тот день, когда Эми вернулась из Сиэтла, я заметил на перилах пепел. Тогда я решил, что он остался от моей последней сигареты. Но после сегодняшних находок это представлялось маловероятным. Быть может, кто-то стоял возле нас в тени уже тогда?
В тени, но очень близко?
Я зашел в спальню и собрал в сумку смену одежды. Потом спустился по лестнице и отпер дверь, ведущую в гараж.
Там ровными рядами стояли коробки с вещами — и нашими, и оставшимися от прежних владельцев дома. В некоторых находились мои вещи вроде семейных фотоальбомов — пожалуй, единственное, что осталось от моего детства. Мне было трудно поверить, что настанет время, когда у меня возникнет желание их снова открыть.
Я прошел мимо коробок и старой мебели к дальнему углу, куда переставил тяжелый верстак. За ним находился встроенный в стену шкаф. Найдя в своей связке нужный ключ, я его открыл.
Внутри был спрятан мой пистолет, завернутый в кусок ткани.
Он лежал здесь с того дня, как мы въехали в дом, как воспоминание, задвинутое в самый темный уголок моей памяти. Я брал его с собой на работу каждый день в течение многих лет. Он был со мной в тот вечер. Долгое время мне не хотелось его видеть.
Я взял пистолет.
По ночам, когда на улицах ваших городов и деревень наступает тишина и вам кажется, что они пустеют, на них появляются толпы вернувшихся хозяев, что однажды наполняли эту прекрасную землю, которую они все еще любят. Белый человек никогда не будет один. И пусть он будет поступать справедливо с моим народом, ведь мертвецы не лишены власти.
Вождь Сиэтл. Отрывок из речи 1854 года
В международном аэропорту Лос-Анджелеса я взял такси до Санта-Моники. Попросив водителя остановиться в пятидесяти метрах от дома, я вышел и дальше пошел пешком. Во дворе я увидел спокойно играющего мальчика.
— Привет, — сказал я.
Он оценивающе посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— Дядя Джек, — добавил я.
Он кивнул и склонил голову набок, словно пытался оценить важность моего заявления, но так и не нашел в нем ничего, способного потрясти мир.
Я прошел мимо него по дорожке и постучал в дверь. Как я и предполагал, она тут же открылась. Мать не оставит без присмотра малыша играть во дворе, когда уже начинает темнеть.
— Ну и что это значит? — осведомилась она, уперев руки в боки. — Уолены не появляются месяцами, а потом — бац! — и ими полон дом. Это звезды так встали? Или дело в биоритмах? А может, мы ждем комету?
Мне стало не по себе. Даже и в лучшие времена с сестрой Эми очень непросто иметь дело.
— Как поживаешь, Натали?
— Я все еще не стала кинозвездой, и у меня по-прежнему пять кэгэ лишнего веса, но в остальном я занимаю место, соответствующее моему культурному уровню и типу. Кажется, я тебе говорила, что Эми уже уехала? Несколько часов назад.
— Мы встречаемся позднее. Я решил заехать к вам, раз оказался в городе.
Она с сомнением посмотрела на меня.
— Я поставлю в известность средства массовой информации. Хочешь кофе — коль уж ты «решил заехать»?
Я последовал за Натали в дом. В кухне стоял на огне полный кофейник, как и всегда, когда бы я здесь ни оказывался. Одна из немногих общих черт у сестер.
Она вручила мне большую чашку и налила горячий напиток.
— Эми не сказала мне, что ты намерен нас осчастливить.
— Она не знала. Это сюрприз.
— Угу. Хитры ваши козни. Кстати, мне только кажется или моя мудрая сестра стала вести себя в последнее время как-то странно?
— В каком смысле? — спросил я, стараясь говорить небрежно.
— Она заехала к нам без предупреждения, а потом спросила, есть ли у меня чай. Ну конечно, у меня есть чай. Я паршивая хозяйка, но все же стараюсь, а Дон любит чай. Но Эми и чай? Это что-то новенькое.
— В последнее время она стала пить чай — возможно, готовит рекламу для какой-нибудь чайной марки.
— Ладно. Я сообщу как-нибудь Малдеру и Скалли. Но у меня есть еще и второй вопрос: ты знаешь, какой сегодня день?
— Конечно, — пробормотал я, отчаянно стараясь вспомнить. — Сегодня…
— Ясное дело, — перебила меня Натали. — Дать тебе пару секунд, и ты назовешь месяц, быть может, даже число. Именно об этом и речь. Это мужское время. А я говорю о женском времени. В календаре моего народа это день рождения Аннабель плюс шесть дней.
— Аннабель? — сказал я — Твоей Аннабель?
— На прошлой неделе ей исполнилось двенадцать.
— И что?
— Мы не получили открытки и подарка от четы Уоленов.
— Господи, — сказал я. — Мне очень жаль. Я…
Она подняла руку.
— Ты бы не сумел назвать день рождения моей дочери, даже если бы от этого зависела твоя жизнь. А также наши с Доном. Ты и день своего рождения наверняка записал у себя на ладошке, чтобы не забыть. Но почему же мы всегда получаем открытки?
— Эми все помнит.
Натали сделала выразительный жест.
— И не только дни рождения. Она помнит день нашей свадьбы. И когда умерли мама и папа, а также день их свадьбы. Она наш семейный летописец. Проходит год за годом, и она все помнит.
— А она поздравила вас, когда…
— В этом все и дело. Она приехала без предупреждения, выпила свой чай, поднялась наверх, пара поцелуев — и до свидания. Все как обычно, она вела себя очень мило, хотя иногда и бывает смертельно… однако она забыла о дне рождения своей племянницы, чего быть не может.
— Она поднималась наверх?
— В свою прежнюю комнату. Теперь в ней живет Аннабель.