Происходившее на экране не могло долго удерживать мое внимание, и я уже собрался встать, когда услышал тихий звук, донесшийся из динамика телевизора.
— Что это было? — спросил я.
Гэри поднял руку, показывая, что мне следует помолчать.
Между тем камера повернулась и быстро опустилась на полметра. Теперь она снимала сквозь прутья кровати голову ребенка.
Я наклонился вперед, вглядываясь в тусклое изображение.
Мгновение ничего не происходило. Затем вновь послышался тот же звук, это был длинный выдох. Я сразу понял, что дышал не тот, кто держал в руках камеру, — иными словами, не Гэри. Ничего не происходило еще с минуту. Затем из динамиков послышался очень тихий голос.
«Я не знаю».
Я заморгал и осознал то, что услышал — вернее, что мне показалось. Тишина продолжалась еще пятнадцать-двадцать секунд.
«Кто-нибудь мог слышать?»
На сей раз я отчетливо расслышал голос. Слова звучали напряженно, как будто произносились с трудом. Глаза ребенка были закрыты. Тело оставалось неподвижным.
«Уходи», — сказала она, и на этот раз ее голос прозвучал нормально, так и должны говорить обычные дети.
«Нет, — ответил другой голос, который также исходил изо рта Бетани. — Никуда я не уйду».
Неожиданно ребенок повернулся на бок, в сторону камеры. Движение показалось резким и гневным.
Оператор затаил дыхание, он явно боялся, что девочка проснется, увидит его и закричит.
Однако ее глаза не открылись. Послышался тихий плач, грудь ребенка начала подниматься и опускаться чаще.
«Я не могу ждать», — сказал голос.
Затем девочка быстро повернулась на спину, еще раз тяжело вздохнула и затихла. Через мгновение экран погас.
Я повернулся к Фишеру.
— Давай посмотрим еще раз.
Он перемотал пленку. Мне так и не удалось четко увидеть рот ребенка в тот момент, когда звучал голос. В комнате было слишком темно, а ее лицо частично накрывала тень от решетки кровати. Однако я не мог поверить, что голос мог прозвучать откуда-то извне — слишком четко он соответствовал шуму дыхания. И еще нельзя было не обратить внимание на то, что в конце ребенок повернулся. Было в таком поведении что-то жесткое, взрослое. Разве дети так двигаются?
Я не знал. Я нажал на паузу, остановив изображение лежащей в постели Бетани.
— Какое отношение это имеет к Эми?
Он посмотрел на меня.
— Ты шутишь? Я даже имя для них позаимствовал у тебя. Из твоей книги.
— Имя для кого?
— Ты только что его слышал, Джек. Слышал голос, идущий изо рта моего ребенка.
Я не сводил с него взгляда.
— Ты считаешь, что кто-то сидит внутри твоего ребенка?
— Не только в ней. Неужели ты не понял? — Он наклонился вперед, и его глаза загорелись. — Они чужаки, Джек. Они сидят внутри других людей.
Есть одно чувство, которое хороню знакомо полицейским. Ощущение, что человек, с которым ты разговариваешь, все это время лгал. В чем-то серьезном или в мелочах. Ты вдруг понимаешь, что мир, который он описывает, на голубом глазу и с самыми добрыми намерениями, просто не может быть реальным.
Я не верил, что Гэри лжет. Но ощущение было именно таким. Все считают, что психические отклонения впечатляют своими проявлениями, что это заколдованные непроходимые джунгли, откуда не каждому дано выбраться. Но это не так. Хоть это и не очевидно. Просто печально и горько.
Он заметил, как я на него смотрю.
— Нет, Джек. Ты сам все только что видел на экране.
— Я видел спящего ребенка. И слышал какие-то слова.
— Часть из которых он не способен произнести.
— Какая-то часть мозга твоего ребенка, Гэри, развивается с опережением. И ночью он оживает. Разговоры во сне еще ничего не означают. С Эми это иногда бывает. Когда она была ребенком, да и сейчас.
— В самом деле? — сказал Гэри с иронией.
— И что это должно означать?
— Объясни мне Моцарта, Джек.
— Не понял.
— Ребенок, сочинявший музыку в четыре года, — да, нам все прекрасно известно, но вместо того, чтобы задуматься о том, что это противоестественно, мы говорим: «Классно, каким вундеркиндом он был». Но как такое могло произойти — если только он не пришел в наш мир с огромной форой?
— Ты говоришь о реинкарнации, Гэри?
— Нет. Речь не идет о переносе личности в другое тело. Я говорю о двух людях, находящихся внутри одного разума.
— Ты считаешь, что в голове Бетани есть еще один человек?
— Я это знаю. И мне известно, кто он.
— Ради бога, ведь ты сам сказал, что не веришь во всю эту чушь по поводу Донны. Тогда я думал, что ты просто напился.
— Ты наблюдал за мной недостаточно внимательно в тот вечер, — сказал он — Я и трети не выпивал из каждой кружки. Я больше не пью много. У меня хватает ума этого не делать.
— Да, конечно, как скажешь. Но какое это имеет отношение к моей жене?
— Джо Крэнфилд тоже был чужаком, Джек. Он был чужаком — точнее, внутри личности, с которой я был знаком, находился еще одни человек, много старше. Вот почему Крэнфилд сумел стартовать так рано. Финансовый гений, да? Как Моцарт в музыке? Именно он натолкнул меня на эти выводы. Вот почему перед смертью он уничтожил все свое состояние, не предупредив жену — ведь она не была чужаком и не знала правил. Его состояние должно было стать частью системы. Так работают эти люди.
— Какие люди, Гэри? Твоя двухлетняя дочь и мертвый бизнесмен из Иллинойса? Они вдвоем устроили заговор? Именно это ты мне хочешь сказать?
— Джек, конечно нет. Их значительно больше, и они разбросаны по всему миру. Это группа людей, которые сотни, тысячи, возможно, десятки тысяч лет назад поняли, что следует делать, чтобы возвращаться в мир снова и снова. Ты сам сказал, тогда, в школе, что Донна пришла в мир, уже многое зная.
— Гэри, я просто неудачно выразился. Видит бог, мне было всего восемнадцать. Я хотел выглядеть умным.
— Но ты оказался прав. Некоторые люди действительно входят в жизнь, зная вещи, которых они знать не должны, точнее, их знает вторая душа, живущая у них внутри. Группе людей удалось найти способ возвращаться, внедряться в сознание других людей, получить шанс на еще одно посещение. Они научились напоминать себе, кем они были прежде, начали планировать вперед, чтобы становиться в следующий раз собой, а не быть лишь призраком на окраине сознания другого человека. Вот почему некоторые люди рождаются плохими, Джек. Это…
— Гэри, послушай человека с опытом. Люди не рождаются плохими…