«Добро пожаловать в мой мир», — думает она.

— Умер, вот как? — произносит он.

— Да.

— Жаль слышать это.

— Мне тоже жаль.

Он кивает, явно расстроенный. В итоге, хотя и с опозданием, Хейзел осеняет, что тот кого-то напоминает ей, как будто бы она раз или два видела его в прошлом, много лет назад.

— В таком случае я должен поговорить с вами, — произносит гость, входя в квартиру.

Час спустя Хантер сидит в машине. Дверца с его стороны открыта. Он приехал в поселок на северной оконечности Лонгбот-Ки. Когда он видел это место в последний раз, здесь было разве что два акра низкорослого леса, в некоторых местах заболоченного, — остатки изначального ландшафта этих песчаных островов. Подобные образчики дикой растительности до сих пор сохранились только в южной части Лидо-Ки. Хантер случайно обнаружил это место, когда переехал сюда жить. Для человека, выросшего на бескрайних равнинах Вайоминга, в этой грани между морем и сушей кроется какое-то бесконечное очарование.

Но теперь здесь все не так, как было. Какой-то застройщик купил и расчистил землю, выкорчевал и вывез деревья, осушил болотистые участки, обстриг ползучие сорняки, отчего те начали напоминать растительность на поле для гольфа. Все, что здесь было естественного, исчезло. Даже океан теперь искусственно примыкает к берегу, края его пойманы в неводы, оформлены удобно и красиво, в соответствии с представлениями о свободном развитии. Где-то — может, в Сарасоте, в Нью-Йорке, Хьюстоне или Москве — живет тот, кто владеет этой землей. Хантер не знает, размышляет ли о ней хозяин, видит ли ее за листами бухгалтерских отчетов со словами «Еще не готово», напечатанными напротив ее названия кем-то из подчиненных. Он не знает, ведет ли подобные записи Господь и у скольких людей напротив их имен значатся те же слова.

Он чувствует себя уставшим, павшим духом и разозленным. Последнее десятилетие Джон Хантер тратил часть каждого дня на то, чтобы избавиться от помехи в образе мысли и личности, позволяя себе просто существовать. Делать это по возвращении в мир стало гораздо труднее, но он все-таки держался.

И вот сегодня разрушил заклятие.

У него в кармане лежат ключи Хейзел Уилкинс. Ему придется вернуться в ее квартиру с наступлением темноты. А до того следует сосредоточиться, перегруппироваться, взять себя в руки. Он больше не хочет совершать ошибок. Не хочет больше ничего разрушать.

Хантер сидит, глядя перед собой сквозь ветровое стекло на место, ставшее мертвым и безликим. И спустя некоторое время уже не видит того, что стало, а лишь то, что было раньше, слышит смех женщины, с которой приезжал сюда, чувствует прикосновение ее призрачной руки.

Он не сознает, что по лицу текут слезы, а к тому времени, когда возвращается в настоящее, те успевают высохнуть на жаре.

Проезжая обратно вдоль берега, Хантер замечает рядом с дорогой кое-что, вызывающее у него интерес. Заворачивает на стоянку перед итальянским рестораном. С полчаса наблюдает за происходящим. Видит, как подъезжают две полицейские машины, а за ними — ничем не примечательный белый фургон. Хантер видит, как третья машина уезжает, затем возвращается.

Ему кажется странным, что такая бурная деятельность может быть спровоцирована чьим-то исчезновением.

Он отъезжает, понимая, что его жизнь становится все сложнее и сложнее. Что он должен быть сильным, действовать быстрее и что время уже поджимает.

Глава 17

Я оказался дома через двадцать пять минут. Быстрее в разгар дня не добраться, даже если ехать очень быстро, а я гнал изо всех сил. Припарковавшись на улице перед домом — точнее, заглушив мотор и выскочив из машины, — я помчался по дорожке.

Входная дверь была заперта. В доме все было ровно так, как я оставил. Я носился по дому, выкрикивая имя Стефани. Сначала заглянул на первый этаж, затем пробежался по второму. В доме никого; все на тех же местах, на каких было, когда я уходил. Я снова спустился на первый этаж, чувствуя, как тяжко колотится сердце. Войдя в гостиную, я развернулся вокруг своей оси, прежде чем снова сорваться с места. У нас, конечно, переносной телефон, но поскольку мы оба пользуемся сотовыми, трубка обычно лежит на кухонном столе. Я увидел, где она теперь, — рядом с базовым блоком. И не мог вспомнить, здесь ли она была, когда я уходил. Но это и неважно. Кто бы ни побывал в доме, он явно стоял прямо на этом месте.

Меня вдруг осенило, и я поглядел в окно, на веранду и бассейн. Там тоже никого не было.

Я быстро подавил острое желание схватить трубку. А вдруг там остались отпечатки пальцев? Вполне вероятно. Может быть, где-то в доме появилась маленькая черная карточка со словом ИЗМЕНЕН? Тоже вполне вероятно.

Как бы то ни было, эти мысли отвлекали меня от главного: кто-то забирался в дом с целью исковеркать мне жизнь. И это был не Дэвид Уорнер.

Тогда кто?

В пять часов я все еще стоял у тумбы на кухне, точнее, снова стоял. За это время я успел тщательно обыскать дом, но ничего не нашел. Никаких маленьких черных карточек, никаких пропавших чемоданов и одежды. Я не особенно верил, что Стеф может просто взять и уйти, промчаться по дорожке, словно в какой-нибудь романтической комедии (и хотя испытания и бедствия еще впереди, постоянная аудитория тем не менее ожидает примирения, покаяния до того, как поползут титры). Однако люди действительно поступают так и в настоящей жизни, это факт, и я очень обрадовался, не найдя тому подтверждения в своем доме.

Разумеется, мне пришла в голову мысль позвонить в полицию. Она посещала меня каждые полминуты с того момента, как я услышал в трубке женский голос. Но я не позвонил, потому что очень легко представил себе, какой услышу ответ. «Ваша жена — взрослая женщина, сэр. Рабочий день еще не закончился. Кроме того, накануне вечером вы поссорились. Итак, чего же вы хотите?»

Я даже подозревал, что, если собираюсь разговаривать с копами в третий раз за день, мне нужны очень веские причины. И неизвестно куда ушедшей жены тут недостаточно. И подозрительного голоса в моем телефоне тоже недостаточно. Меня могли соединить не с тем номером, мне могло послышаться, а может, я вообще все выдумал от начала до конца по каким-то неизвестным причинам — все это просто подозрительно, странно и, вероятно, задумано с какой-то террористической целью.

Есть ли у меня другие доказательства? Были еще карточки, которые я получал. Сохранил ли я их? Конечно, нет. Я выбрасывал их, как только те появлялись, затирая робкие следы хаоса, пока не стало слишком поздно.

Он, разумеется, этого не знает, тот человек, который стоит за этими карточками и всем прочим, что успело со мной случиться. А ведь я мог бы сохранить карточки. У меня в машине также лежит ноутбук с папками и жестким диском, которые названы тем же словом. У меня имеется копия электронного письма, отосланного с моего адреса, ксерокопия квитанции о доставке книги с Amazon. И, как меня наконец-то озарило, кое-что еще: заказ столика в ресторане «У Джонни Бо» по случаю нашей годовщины. Джанин сказала, что я прислал ей письмо с просьбой заказать столик. В том не было ничего выдающегося — я частенько давал ей разные поручения, когда она, как мне казалось, начинала бездельничать больше обычного, — однако я так и не смог вспомнить, чтобы писал такое письмо. Кто-то явно начал рыться в цифровом аналоге моей личности еще до этой недели, собираясь сделать заказ на Амазоне. И тот же самый человек мог отправить письмо Джанин с просьбой заказать столик «У Джонни Бо».