— Ты хочешь… отпустить меня?
— Потому-то балконная дверь и открыта, ты, тупица.
Я оглянулся на дверь, но так и не понял, чего она добивается.
— Возможно, тебе удастся проскочить мимо меня, — пояснила она терпеливо. — И ты проскользнешь в боковую дверцу до того, как я успею прицелиться, и скрыться в ночи.
— Но… зачем ты так делаешь?
— Зачем люди что-то делают? — Кассандра улыбнулась широкой, открытой улыбкой, на мгновенье став похожей на ту девчонку, которая целую вечность назад принесла мне в жаркий день замороженный йогурт с маскарпоне. — Чтобы посмотреть, что будет дальше. Моя работа заключалась в том, чтобы уладить дело Уорнера и обеспечить необходимые и желательные ответвления сюжета. Но что касается лично тебя… на этот счет у меня нет указаний. Мне кажется, будет забавно посмотреть, что из этого получится. Никто не поверит ни единому сказанному тобой слову. На любую тему. Ну а если вдруг все-таки начнут вникать… Тогда, наверное, я просто вернусь и разыщу тебя. Верно? Так что же сделать? Пристрелить тебя сейчас или позже? Это твоя игра. Ты и выбирай.
Я вышел на балкон. Перелез через перила, ожидая в любую секунду ощутить удар и умереть. Спрыгнул в траву, тяжело приземлился, завалившись набок. Поднялся.
Кэсс стояла на балконе, глядя на меня.
— Я считаю до ста, мистер Мур, — сказала она. — Беги, прячься.
Машина стояла на прежнем месте. Я открыл водительскую дверцу. Стеф поглядела на меня широко раскрытыми глазами.
— Как Каррен?
— С ней все отлично.
Стефани перебралась на пассажирское место. Я сел, завел машину нетрясущимися руками и поехал прочь.
Я долго ехал без остановок, пока выезжал на побережье, и, пока мы двигались вдоль берега на север, непрерывно говорил. Пытался пересказать все, что случилось со мной за последние дни, хотя бы перечислить, но постоянно путался, пытаясь попутно понять, кто именно стоял за тем или иным событием и почему. Мыслить ясно не получалось. Я давно уже не ел. И был измучен. У меня на глазах одни люди убивали других, я видел, что происходило с ними потом, так и не понимая причин. Сначала Стеф пыталась задавать вопросы, хотя и нечасто, и в ее голосе все отчетливее угадывалась усталость. Потом она замолчала, и я просто рассказывал, пытаясь выстроить все в логическую цепочку, признательный ей за то, что она дает мне такую возможность, и за то, что она просто сидит рядом со мной. Иногда только это и требуется от ваших любимых людей. Чтобы они просто не перебивали, а давали вашим мыслям литься свободно и старались понять. Прошло много времени — в Южной Каролине я остановился среди ночи, чтобы заправиться, — прежде чем я понял, что Стеф спит.
Заправившись, я сел в машину, накрыл Стеф одеялом и снова поехал, говоря с самим собой. Я ехал всю ночь, забираясь все глубже в леса Кентукки, пытаясь припомнить, когда мы делали что-то подобное в последний раз. Просто ехали куда-нибудь вместе, не придерживаясь никакого графика, никакого пятилетнего плана. В мире без стен. Понемногу небо начало светлеть, и лес по обеим сторонам дороги перестал быть сплошной темной массой. Мне хотелось вывести из этого какую-то метафору, но я так устал, что уже был не в состоянии связно мыслить. К этому времени я замолчал, радуясь тому, что просто еду, а Стеф спит рядом.
Сколько бы я ни рассуждал о последних пяти днях, конечный вывод оставался неизменным. Мы лишились абсолютно всего. Некоторые попытаются во многом меня обвинить; по крайней мере, один полицейский поможет им в этом и предоставит все необходимые улики. Значит, все потеряно, все, кроме нас двоих. Мы десятилетиями копили багаж, приобретали, выискивали, выстраивали жизнь, слой за слоем, пока вся эта наносная чепуха не разделила нас, и теперь мы вернулись к прежнему состоянию — нас в мире двое, и у нас ничего нет. Самое странное, что от этого осознания мне стало как-то хорошо. Как будто именно этого я всегда и хотел — вернуться к пониманию того, кто я на самом деле и кем хотел стать. Ты делаешь один шаг за другим, произносишь одно слово за другим, и в тот момент это имеет смысл, а потом в один прекрасный день ты озираешься по сторонам и понимаешь, что заблудился в будущем, которого не понимаешь, в месте, куда ты никогда не хотел бы попасть и которого не узнаешь. Вот что случилось с нами, случилось главным образом со мной. Просыпаешься утром, смотришь в зеркало и понимаешь, что оттуда на тебя глядит незнакомец, чистишь зубы и улыбаешься ему, а когда выходишь из ванной, в зеркале не остается отражения, потому что ты сам и есть этот чужак.
Как быть, если понимаешь, что такое случилось? Вернуться к истоку и начать с самого начала? Это невозможно. Время течет только в одном направлении, все реки стремятся к морю, поэтому мы продолжаем тащиться дальше, пишем историю нашей жизни, предложение за предложением, надеясь, что однажды сумеем вернуть ее в знакомое русло. Но этого не случается. Мы попросту умираем, и смерть все сглаживает. Все обретает смысл в тот миг, когда книга нашей жизни захлопывается.
Именно это и случилось.
Со мной покончено.
Прощайте.
В конце концов в начале седьмого утра я так проголодался и устал, что уже не мог ехать дальше. И я решил, что это знак, когда минут через пять заметил вдалеке благословенную желтую букву М того заведения, в которое мы со Стеф всегда ходили вместе. Это действительно был знак, потому что, въехав на стоянку, я понял, что лицо у меня залито слезами. Я сидел, глядя на желтые арки буквы, словно то были ворота в Землю обетованную.
— Стеф, — позвал я негромко. — Смотри, что мы нашли.
Та сидела, привалившись головой к стеклу, завернувшись в одеяло, которым я накрыл ее. Лицо у нее побелело. Она казалась умиротворенной. И я далеко не сразу понял, что в какой-то миг на пути она умерла.
Стефани похоронена в лесу, рядом с тем местом, где я живу. Ее мать умерла несколько лет назад, а отец так и не объявился. Остался только я. Мир замечает, что ты ушел, а затем оборачивается к тем, кто остался у стойки бара, и заказывает всем очередную выпивку.
Я живу дальше. У меня есть домик, но я подолгу в нем не появляюсь. Я брожу, иногда по многу дней, широкими кругами по непредсказуемым маршрутам. Задерживаюсь рядом с каким-нибудь горным городком в тридцати милях от дома, а потом двигаюсь в противоположную сторону. Я привык жить повсюду. Но все равно возвращаюсь. Я не собираюсь надолго оставлять ее одну.
Я отрастил бороду, на голове у меня копна волос. Нос мне сломали в драке у бара, поэтому выгляжу я не совсем так, как раньше. Пока что меня это устраивает.
Через интернет-кафе и библиотеки я следил, как разворачивались события во Флориде. Некоторое время новость гремела по всей стране, однако весьма поучительно наблюдать, как мало живут новости. Всегда случается что-то другое — прибытие очередного цирка мешает нам вникнуть в текущее представление. Там война, тут значительная смерть, рецессия, кризис, яркое событие. И всего этого так много, что невольно закрадываются подозрения.