Book.

— Ну и что? — нервно спросил Кирилл, ничего не понимая.

— Дедушка, нам не до шуток! — обиделась за любимого Юля.

— Подождем…

— Долго?

— Не знаю… — Старик глянул на свои наградные часы и покачал головой. — Неужели срок годности истек? Если так — плохо, зер шлехт…

— Дедушка, какой еще срок годности? Что ты задумал?!

— Понимаешь, Юленька…

Но тут вода в банке странно булькнула, осела, а спохватившиеся наблюдатели обнаружили там всего одну рыбку, которая мгновение недоумевала, а потом изготовилась, чтобы сожрать какую-то мелочь размером с дафнию.

— Врешь, не возьмешь! — старик проворно схватил чайное ситечко и ловко выловил обреченную кроху. — Смотрите! — Он наставил лупу.

Изумленные молодые люди увидали на ячейках вовсе не дафнию, а исчезнувшего полосатого окунька: он бил хвостом, нервно ощетинивал острый спинной плавник и вздымал задыхающиеся на воздухе жабры. Генерал осторожно вытряхнул его в баночку из-под хрена и налил туда немного воды. Затем старый нелегал вскрыл вторую ампулу, взял иголку, смочил острие и коснулся фиолетового порошка — несколько пылинок прилипли к кончику. Он погрузил иголку в баночку из-под хрена. Ждать пришлось минут пять. Брызнула во все стороны вода, обдав естествоиспытателей, а в баночке непонятно как возник стиснутый в три погибели окунек — подрагивающий красноперый хвост не уместился и торчал из нарезного горлышка.

— Ну, ясно? — спросил старик.

— О да! — прошептали потрясенные влюбленные и поцеловались.

— Теперь-то вы хоть поняли, какую великую науку погубили демократы?

— Сволочи! — кивнул Кирилл, голосовавший в 1996-м по своему политическому невежеству, обычному среди художников, за Ельцина, а в 2000-м — за Явлинского.

— Делаем поправку на то, что рыбы — существа хладнокровные и обмен веществ у них медленнее, чем у млекопитающих, — сказал генерал. — Следовательно, человек уменьшится и увеличится быстрее.

— Это не опасно? — волнуясь за любимого, спросила Юля.

— Нет, внучка, совсем не опасно. Лилипутин два года испытывали на битцевском маньяке. Он изнасиловал и задушил двенадцать женщин. Уменьшали и увеличивали раз сто. Перед расстрелом его осмотрел врач и признал не только практически здоровым, но даже помолодевшим.

— И ты, дед, предлагаешь…

— Другого выхода у нас нет.

— И какого же размера я стану? — дрожащим голосом уточнил пастельных дел мастер.

— Примерно вот такого… — чекист показал полмизинца.

— А что он будет есть?

— Не переживай! Этим вопросом специально занимались. Можно употреблять обычные продукты, но тщательно измельченные. А лучше всего детское питание. Ну, ты готов?

— Готов, — обреченно кивнул Кирилл.

— Вставай на стол!

— Зачем на стол?

— На полу мы можем тебя случайно раздавить. Но сначала разденься!

— Однако ж…

— Не стесняйся! Без этого нельзя. Упавшая одежда раздавит тебя, как горная лавина.

— Дедушка, неужели ты испытывал это на себе?

— Конечно, умница моя. А как же?

— Это не больно?

— Нет. Легкое головокружение, как от шампанского.

Кирилл тем временем взгромоздился на стол и переминался, по-штрафному прикрывая пах руками. Дед вытряхнул на розовую внучкину ладошку таблетку, и она бережно поднесла ее своему окончательному мужчине. Через минуту на полированном столе обнаружилась фигурка не больше оловянного солдатика, весело размахивавшая руками. Юля склонилась, чтобы получше рассмотреть уменьшенного любовника.

— Дыши в сторону, а то собьешь его с ног! — предостерег дед.

— Ой, какой крошечный! — вскричала она и прыснула.

Заслуженный нелегал тем временем достал из тумбочки прозрачный пластмассовый цилиндрик, вытряхнул из него но-шпу, влажной салфеткой тщательно вытер внутренность, а потом, накалив над пламенем зажигалки иглу, проделал в крышке несколько отверстий — для воздуха.

— Ну вот, домик готов. У тебя есть что-нибудь мягкое?

— Косметические тампоны…

— Отлично, давай! Так. Проверим.

Кирилл, сообразив, что от него требуется, забрался в прозрачный цилиндр и улегся там, как на мягкой перине, изобразив курортную расслабленность. Юлия засмеялась и погрозила ему пальцем. Художник вылез наружу и задрал голову, вопрошая, мол, что же дальше? Его голоса слышно не было — так, еле уловимый писк. Генерал кончиком иглы подцепил несколько фиолетовых мучинок из второй ампулы, осторожно, чтобы не поранить, приблизил острие к лицу уменьшенного человечка. Через минуту Юлию и старика шатнуло так, будто они стояли в метро на краю платформы перед выстрелившим из тоннеля электропоездом. Раздался звон стекла и крик боли. Люстра под потолком раскачивалась, а Кирилл, снова принявший свои обычные размеры, держался за голову.

— Перед увеличением необходимо убедиться, что над головой чистое небо! — наставительно произнес старый генерал, словно повторяя инструкцию по применению.

— Ну и как это, быть маленьким? — спросила Юля, повиснув на шее у любимого.

— Знаешь, очень интересно! Сильнейшие запахи, а муравей размером с кошку. Вас вообще не различить, огромные размытые цветные пятна, как на полотнах Ротко…

— Да, муравьи иногда заползают с лоджии на сладкое… — озабоченно подтвердил старый разведчик.

— А порошок горький? — спросила Юля.

— Напоминает стрептоцид…

— Это ваше спасение, дети мои! — генерал протянул вскрытые ампулы влюбленным и крепко завинтил крышку контейнера. — Остальное надо отнести назад, в тайник. Лилипутин еще понадобится, когда Россия поднимется с колен и начнет восстанавливать агентурные сети. А теперь слушайте меня внимательно…

Булькнула «Моторола». Писодей радостно вскрыл конвертик и огорчился:

Хочешь, я возьму отпуск и поеду с тобой в Сазополь? Н. В.

Пришлось отвлечься от работы и сочинить сагу про то, как Жарынин дорожит творческим уединением и как он, Кокотов, исскучается в Болгарии без Нинки. Бывшая староста дурой никогда не была и ответила мгновенно: