Насельники недоуменно зароптали. Жарынин сделал такое движение, точно за ворот ему попала колючка или муравей:
— Странно, очень странно…
А Имоверов буквально исходил гневным сарказмом:
— Не захотел нам объяснить причины столь бедственного положения директор дома ветеранов господин Огуревич (Оператор тут же показал Аркадия Петровича, стыдливо прячущегося за колонну.), а президент фонда «Сострадание» господин Меделянский давно уже не сострадает старикам. Он борется в Брюсселе за права на своего Змеюрика! (На экране мелькнул фрагмент мультфильма о похождениях знаменитого динозаврика.) Мы пытались позвонить Гелию Захаровичу в Брюссель. Бесполезно! (Раздались длинные безответные гудки.) Да, да, дорогие зрители, звездные старики буквально брошены на произвол судьбы! Вот и великая актриса Ласунская ютится в заброшенной оранжерее! (Возникла дремлющая Вера Витольдовна, а затем крупным планом — засохший лист фикуса.) …И на этой почве, как вы понимаете, легко пускают корни самые гнусные ксенофобские идеи!
— Почему у татар есть свое министерство культуры, а у русских нет? За что бились на Куликовом поле? А?! За что? Вы мне можете объяснить? — страшно сверкая глазами, возопил появившийся в кадре Жуков-Хаит.
Старческий ропот в зале усилился. Даже бухгалтерши, что-то сообразив, начали вопросительно переглядываться. Огуревич сидел красный, с гибельной улыбкой на лице. Режиссер несколько раз передернул плечами, будто за шиворот ему залез не муравей, а по меньшей мере ящерица. На Наталью Павловну с Кокотовым он старался не смотреть и больше уже ничего не обещал.
— Ну, и где антитеза? — не удержался писатель.
А Имоверов не унимался:
— Общее трагическое настроение откровенно выразил известный режиссер Жарынин, один из лидеров антикоммунистического сопротивления в советском кинематографе!
Из обширного монолога Дмитрия Антоновича до эфира дошло всего несколько фраз:
— «Ипокренино» — это пристань чудесных талантов, всю жизнь бороздивших океан вдохновения и заслуживших священное право на тихую гавань. Последнюю гавань в своей отданной стране жизни… И теперь эта гавань в страшной опасности!
В глазах режиссера, созерцающего самого себя на экране, зажглась отдаленная надежда на справедливость, но тут же и погасла. Имоверов, до этого скрывавшийся за кадром, снова вышел к зрителям. Теперь он стоял с микрофоном на фоне Останкинской башни и говорил мягко, даже мечтательно:
— Так что же делать? Как спасти заслуженную старость? Неужели в России иссяк вечный родник милосердия и благотворительности? Нет, не иссяк! Об этом мы беседуем с президентом фонда «Воздаяние» Русланом Отаровичем Ибрагимбыковым.
И вот уже Имоверов, почтительно сидя в дорогом офисе, внимает Ибрагимбыкову, одетому в белоснежную рубашку с голубым галстуком, испещренным диоровскими полуколечками. А импозантный злодей говорит с кавказским акцентом:
— Мы готовы протянуть руку помощи гибнущему дому ветеранов и сделать «Ипокренино» цветущим оазисом Подмосковья. Но для этого нужна реконструкция… На некоторое время ветераны будут размещены за наш счет в элитных домах престарелых, а потом, конечно, вернутся к себе домой. Все это сделает наш фонд «Воздаяние». Бесплатно. Клянусь! Я человек гор и своих обещаний никогда не нарушаю!
— С этими обнадеживающими планами Руслана Отаровича полностью согласен знаменитый режиссер Жарынин, гонимый в годы советского режима! — подхватил Имоверов.
И опять в кадре на фоне балюстрады возник Дмитрий Антонович:
— …Наш святой долг, наша задача — сохранить эту жемчужину и передать в надежные руки… Имя этого человека — Ибрагимбыков!
После таких слов старики, словно флюгеры от порыва ветра, повернулись к Жарынину, издававшему непонятные звуки — что-то среднее между стоном и рычанием.
А на экране снова сидели в своих прозрачных креслах Тихон и Фатима. Лукаво переглядываясь, они комментировали увиденное.
— Что ж, наверное, надо согласиться с режиссером Жарыниным! — мило пришепетывая, сказала девушка.
— Да, будем надеяться на фонд «Воздаяние» и лично на господина Ибрагимбыкова, продолжателя славных традиций Мамонтова, Третьякова, Морозова! — элегантно картавя, подхватил юноша. — Тогда не только дом ветеранов «Ипокренино», но и вся Россия возродится, как феникс из пекла!
— Феникс из пекла… — тихо повторила Наталья Павловна и глянула на Дмитрия Антоновича так, как женщина смотрит на мужчину, который обещал космическое сладострастье, а на деле оказался евнухом.
Кокотову стало жаль соавтора. Лицо несчастного потемнело, исказилось, глаза виновато прятались, а гладкая обычно лысина собралась какими-то щенячьими складками.
— Ага, я же говорил! Надули! — раздался жуткий смех Жукова-Хаита, тоже, оказывается, смотревшего телевизор вместе со всеми. — А вы им верили, наивные гои! Только процентное представительство во власти и на телевидении спасет Россию!
Зинаида Афанасьевна метнув в режиссера расстрельный взгляд, увезла бесчувственного Огуревича прямо в кресле на колесиках. Валентина Никифоровна и Регина Федоровна симметрично удручились. Ян Казимирович, успокаивая одноприютников, рассказывал, как после ареста Бухарина по звонку из Кремля за полчаса полностью переверстали уже подписанную в печать «Правду».
Тем временем Фатима и Тихон сменили тему, мило обсуждая в эфире забавное увечье, приключившееся с американской звездой Джекки Миллер. Она сделала себе дорогостоящую пластику груди, но один имплант подло не прижился: левая грудь стала пятого размера, а правая никакого. Джекки впала в депрессию с припадками ярости. Во время приступа она на парковке отдубасила черного полицейского огромным вибратором, купленным в самом дорогом секс-шопе Нью-Йорка «Суккуб». Ее обвинили в расизме, конфисковали орудие преступления и дали две недели принудительных общественных работ. Пресса мгновенно поставила крест на карьере актрисы. И вдруг знаменитый американский режиссер Вуди Жалкович взял Джекки на главную роль в сериале «Амазонки против кентавров». Как известно из Геродота, девы-воительницы, чтобы удобнее стрелялось из лука, выжигали себе одну грудь. Теперь мисс Миллер снова на съемочной площадке — от прежней депрессии нет и следа. К тому же сам Жалкович давно замечен в склонности к женщинам с физическими дефектами: так, например, его предыдущая, шестая, супруга страдала…
Но о том, каким возбуждающим недостатком страдала шестая жена Вуди, никто так и не узнал. Жарынин, львиным прыжком очутившись возле телевизора, сначала сделал такое движение, будто хотел поднять этот подлый ящик и грянуть оземь. Старческий коллектив замер в испуге, кто-то даже предусмотрительно ойкнул, но режиссер, смиряя гнев, лишь нажал красную кнопку, отключив лживый агрегат. Потом, повернувшись к насельникам, но глядя почему-то на Наталью Павловну, он медленно и спокойно, почти бесстрастно сказал:
— Меня обманули. Ударили ножом в спину. Я обещаю вам выяснить, кто это сделал и почему. Борьба предстоит серьезная. Враг оказался гораздо сильней и коварней, чем я предполагал. Наберитесь мужества и терпения! Как сказал Сен-Жон Перс: наше дело правое, победа будет за нами!