– Все бы ничего, – критично заметил Юра. – Но связь Галактионова с крадеными делами у тебя слабовато прописана. А так нормально.
– Вот мы и должны выяснить, мог ли Галактионов поступить так, как, я предполагаю, он поступил. Миша, это – ваш кусок. А мы с Юрой займемся Институтом. Будем искать в нем человека без примет.
– И без особенностей речи, – подсказал Коротков.
Компьютер все время «зависал», и Инна начала злиться. Сегодня она уже два раза вызывала техников, но после их ухода капризная машина работала от силы полчаса, а потом снова на экране появлялся ненавистный зеленый квадрат. Она раздраженно выключила компьютер и пошла к заведующему лабораторией выяснять, когда наконец в распределении техники будет наведен хоть какой-то порядок.
Литвинова как фурия ворвалась в кабинет к заведующему, даже не обратив внимания на посторонних.
– Павел Николаевич! – возмущенно начала она. – Сил моих больше нет работать на «Истре», этой машине больше лет, чем мне. Все знают, что на складе лежат шесть новых машин, почему их не распределяют по лабораториям?
– Знакомьтесь, – холодно произнес Бороздин. – Наш старший научный сотрудник Литвинова Инна Федоровна. А это товарищи из милиции. По поводу Войтовича.
– По… Как… – растерялась Литвинова. – Он же умер.
Только теперь она разглядела гостей своего начальника. Главным явно был крепкий широкоплечий мужчина лет около сорока с открытым лицом и смеющимися глазами. Рядом с ним сидела молодая женщина, совсем девчонка, в джинсах и свитере, с длинными волосами, стянутыми на затылке в хвост. Бесцветная, невзрачная, худенькая, хотя, кажется, высокая, лицо без косметики. Несовременная какая-то, мелькнуло в голове у Инны, тут же вспомнившей свою Юлечку, делавшую прическу у дорогих парикмахеров и проводящую минут по сорок перед зеркалом за макияжем.
– Видите ли, Инна Федоровна, – обратился к ней мужчина из милиции, – у нас случилось непредвиденное. В здании окружного управления внутренних дел возник пожар, правда, только на одном этаже, и его быстро потушили, но сильно пострадал кабинет следователя Бакланова. Сгорело несколько уголовных дел, в том числе и дело вашего покойного коллеги Григория Войтовича. Мы сейчас пытаемся восстановить материалы дела, поэтому пришлось снова побеспокоить ваш Институт. Вы уж не обессудьте, я понимаю, что мы отрываем вас от работы, но тут уж так сложилось… – Он обезоруживающе улыбнулся и развел руками. – Форс-мажорные обстоятельства.
– Да, конечно, – закивала она. – Я понимаю. От меня что-нибудь требуется?
– Только ответить на наши вопросы. Я надеюсь, что это не займет много времени, тем более у вас, кажется, компьютер неисправен, – мужчина снова улыбнулся, на этот раз лукаво. – Пока его чинят, мы с вами побеседуем, если у вас нет возражений.
– Пойдемте, – сказала Инна, открывая дверь и выходя из кабинета Бороздина.
– Моя фамилия Коротков, – представился работник милиции, когда Инна провела его в свою комнату и усадила за стол. – Зовут меня Юрий Викторович. Итак, начнем?
– Пожалуйста, – Литвинова изобразила на лице внимание и готовность к работе.
– Вы хорошо знали Григория Войтовича?
– Очень хорошо, – уверенно ответила она. – Мы работали вместе много лет и в аспирантуре вместе учились.
– Тогда расскажите мне о его семейной жизни. Как он женился, как жил с женой, не было ли у них конфликтов, и так далее.
– Были, – сразу же откликнулась Литвинова. – Были у них конфликты, и жестокие. Гриша никому об этом не рассказывал, только, может быть, мне, потому что мы давно дружили. Он вообще-то был не особенно общителен, на работе ни с кем не откровенничал. Но со мной делился.
– Из-за чего были конфликты?
– Трудно сказать, тут много всего намешано. – Она задумалась. – Женечка была намного моложе, вы, наверное, знаете, а Гриша долго ходил в холостяках, все искал свою принцессу. Когда он встретил Женю, то влюбился без памяти, а уж коль он так долго ее ждал и выбирал, то у него и требования к супруге были повышенные. Он страшно переживал, если ему казалось, что Женя не соответствует «идеальному стандарту». Но такое бывало редко, она была очень славной. И очень красивой.
– Она любила мужа, как вы думаете?
– Безумно! – горячо воскликнула Инна, но тут же осеклась. – Впрочем, знаете, чужая душа – потемки, может…
– Продолжайте, пожалуйста, – подбодрил ее Коротков.
Инна замялась. «Дура, – мысленно обругала она себя. – Черт тебя за язык тянет. Раз Гриша ее убил, значит, что-то было. И это что-то должно быть вполне осязаемым, конкретным, таким, чтобы для милиционера звучало убедительно. Ревность, деньги, что угодно, но простое и понятное».
– Понимаете, Женя была настоящей красавицей и работала на телевидении, снималась в рекламных роликах. Конечно, вокруг нее крутились мужчины, ухаживали. Поклонников было много, а она ведь молодая, ей веселья хотелось, флирта, кокетства. Это можно понять, и я ее ни в коей мере не осуждала и даже Гришу пыталась убедить, что не нужно на это реагировать так болезненно. Но он меня не слушал.
– Значит, вы полагаете, что поводом для убийства была ревность?
– Я думаю, да.
– Скажите, Инна Федоровна, вы не замечали в последнее время перемен в характере Войтовича? Может быть, у него появились провалы памяти, рассеянность, раздражительность?
– Да-да, вы совершенно правы, Гриша действительно стал более… агрессивным, что ли.
– И в чем это проявлялось? Он конфликтовал с сотрудниками?
– Нет, это видела, наверное, только я.
– Каким образом так получалось?
– Это проявлялось, когда он говорил о Женечке. Такая, знаете, ненависть в глазах появлялась, голос дрожит от ярости, руки трясутся. Мне прямо не по себе становилось. А с коллегами он всегда был мягким и корректным, ни разу голос ни на кого не повысил.
– А забывчивость, рассеянность? Не замечали?
– Нет, не замечала, врать не стану.
– И еще вопрос, Инна Федоровна. Вы все это рассказывали следователю Бакланову?
– Олегу Николаевичу? Нет, не рассказывала.
– Я могу узнать, почему?
Литвинова снова замялась. «Почему, почему, – зло подумала она. – Потому что Гриша тогда еще был жив и сразу же сказал бы, что это неправда. А сейчас уже не скажет».
– Видите ли… Это сейчас, когда Гриша покончил с собой, я верю, что он убил Женечку. А тогда не верила. Не хотела верить. Я столько лет его знала, мы дружили… Мне хотелось его выгородить. Я признаю, что была не права, и прошу у вас прощения.
– Ну, это вы у Бакланова прощения просить должны, а не у меня. Ложные показания – это нехорошо, Инна Федоровна, это дело подсудное. Знаете об этом?