Толпа зашумела, люди заволновались, вознегодовали, загудела мешанина гневных слов: невинное создание — иди кого покрупней задирай — полегче, приятель. Появились мобильные телефоны — люди фотографировали типа. Да, «айфон» сейчас пригодится. Долго противился соблазнам «Эппл», но в конце концов пал. Чудесная железяка. Когда ему исполнилось восемь, родители купили подержанный телевизор, на вид как марсианский передатчик, а до того развлечения и информацию поставляло радио. Прожил полвека, один тик-так Часов Судного дня, свидетельствовал невероятнейшим техническим достижениям. В детстве слушал старый ламповый радиоприемник «Буш» в углу гостиной, а теперь держит телефон, в котором можно понарошку забросить смятую бумажку в корзину. До чего дошел прогресс.
Он пару раз сфотографировал, как тип бьет собаку. Фотоулики — мало ли, вдруг пригодятся.
— Я полицию вызову! — перекрывая гул, пронзительно заверещал женский голос, а тип рявкнул:
— Не суйся, блядь! — и потащил собаку дальше.
Шел он так быстро, что собака пару раз перекувырнулась, проволоклась по земле и ударилась об асфальт.
Жестокая кара и необычная к тому же. Он в жизни навидался насилия, и притом не всегда бывал его объектом, но где-то же надо поставить точку. Беспомощная псинка — вполне подходящая точка.
Вслед за типом он вышел из парка. Машина типа стояла поблизости; тот открыл багажник, подцепил собаку и швырнул внутрь — псина съежилась, дрожа и повизгивая.
— Ну погоди у меня, гаденыш, — сказал тип. Он уже раскрыл мобильный, прижал к уху, а на собаку нацелил палец — мол, не вздумай сбежать. — Эй, малышенька, это Колин, — сказал он. Голос масленый, прямо Ромео на ринге.
Он поморщился, представив, что будет с собакой дома. Колин, значит. Скорее всего, ничего хорошего. Он шагнул ближе, постучал «Колина» по плечу, сказал:
— Простите? — и, когда Человек-Тестостерон обернулся, прибавил: — Защищайтесь.
— Чего? — спросил Колин, а он сказал:
— Это я иронизирую, — и с наслаждением врезал Колину апперкотом в диафрагму.
Ведомственные правила ему больше не указ; теперь он считал, что может бить людей когда вздумается. Да, насилия он навидался, но лишь недавно начал понимать, зачем оно нужно. Раньше он громко гавкал — теперь больно кусался.
В драке философия его проста — никаких выкрутасов. Одного мощного удара в нужную точку, как правило, хватает, чтобы уложить человека. Удар прилетал на крыльях вспышки черного гнева. Бывали дни, когда он ясно понимал, кто он такой. Он сын своего отца.
И точно, ноги у Колина подкосились, он рухнул, и лицо у него стало как у задохшейся рыбы. Он пытался вздохнуть, и в легких у него скрипело и всхлипывало.
Он присел на корточки и сказал:
— Еще раз увижу, что ты так делаешь — с мужчиной, женщиной, ребенком, собакой, даже, блядь, с деревом, — и ты покойник. А ты никогда не угадаешь, вижу я или нет. Понял?
Колин кивнул, хотя вздохнуть ему пока не удалось, — впечатление такое, что больше и не удастся. Громилы в душе всегда трусы. Телефон Колина ускакал прочь по асфальту, и слышно было, как женский голос бубнит:
— Колин? Кол… алло?
Он встал, наступил на телефон, растер его в крошку. Совершенно лишнее, довольно нелепо, однако сколько удовольствия.
Собака так и пряталась в багажнике. Не оставлять же ее тут. Он взял собаку на руки — надо же, трясется, будто замерзает, а какая теплая. Он прижал псину к груди, погладил по голове: мол, я не такой, не очередной большой мужик, который тебя ударит.
Он пошел прочь, унося собаку на руках; один раз оглянулся проверить, жив ли этот Колин. Если помер, невелика беда, но обвинения в убийстве не хотелось бы.
Он грудью чувствовал, как у напуганной псины колотится сердце. Тук-тук-тук.
— Все в порядке, — сказал он — так он утешал дочь, когда она была маленькая. — Теперь все хорошо. — Давненько он не беседовал с собаками. Он попытался ослабить веревку у нее на шее, но узел затянулся. Он повернул бирку на ошейнике. — И как же тебя зовут? Эмиссар? — переспросил Джексон, с сомнением уставившись на псину. — Ну и имечко у тебя.
Он плыл по течению, туристом в родном краю — не совсем отпуск, скорее экспедиция. Отпуск — это когда лежишь на теплом пляже в мирной стране, а рядом женщина. Женщин Джексон заводил везде где находил. Сам обычно не искал.
Последние пару лет прожил в Лондоне, снимал квартирку в Ковент-Гардене, где одно время наслаждался поддельным семейным счастьем с липовой женой Тессой. В гостиной покончил с собой (довольно кроваво) человек по имени Эндрю Декер, что Джексона, к его удивлению, почти не волновало. Приехала бригада из компании, занимавшейся уборкой после ЧС (врагу не пожелаешь такую работенку), потом Джексон сменил ковер, выбросил стул, на котором застрелился Эндрю Декер, — и не догадаешься, что в гостиной случилось неприглядное. Смерть была праведная, — пожалуй, это важно.
Все формальные «я» Джексона остались в прошлом — армия, полиция, частный детектив. Он побыл «на пенсии», но так создавалось впечатление, будто мир в нем больше не нуждается. Теперь он называл себя «полупенсионер» — покрывает много понятий, и не все абсолютно законны. Теперь он часто выпадал из официального поля зрения, подрабатывал тут и там. Его разделом по выбору в «Быстром и находчивом» стал бы поиск людей [45] . Не обязательно их обнаружение, но лучше так, чем ничего.
— На самом деле ты ищешь сестру, — говорила Джулия. — Свой драгоценный Грааль. И ты никогда ее не найдешь, Джексон. Она умерла. Она не вернется.
— Сам знаю.
Это не важно, он все равно будет искать потерянных девочек, всех этих Оливий, Джоанн и Лор. И свою сестру Нив, первую потерянную девочку (и последнюю потерянную). Хотя точно знал, где сейчас Нив, — в тридцати милях отсюда, плесневеет в холодной влажной глине.
Касательно автомобилей Джексон стал непривередлив, и «сааб», купленный с третьих рук на подозрительном аукционе в Илфорде, его приятно удивил. Внутри нашлись бесполезные следы прежних владельцев: на приборной панели Дева Мария с лампочкой в животе, помятая открытка из Челтнэма («Тут вроде неплохо, всего хорошего, Н.»), в бардачке — обросшая пухом мятная конфета «Эвертон». Джексон только плеер для компактов встроил. Как выясняется, в дороге жить нетрудно. Телефон есть, машина есть, музыка есть — что еще человеку надо?
До Тессы Джексон покупал дорогие машины. Деньги, которые украла его вторая жена, негаданно достались ему в наследство — рехнутая старуха, бывшая клиентка, оставила ему два миллиона фунтов. Тогда казалось — невероятные деньжищи, сейчас, конечно, выглядят поскромнее в сравнении с триллионами, которых лишились сильные мира сего, и все равно на два лимона, пожалуй, можно купить себе Исландию.