Она озирается, видит кочергу у камина.
Первый Бандит (Второму Бандиту). Живенькая пташечка, а?
Второй Бандит (Первому Бандиту). Да нет, ворона дряхлая. (Марджори.) Кончай геройствовать, дорогуша.
Марджори Балкер (хватая кочергу). Я вас не боюсь.
Они дерутся. Первый Бандит бьет Марджори и отшвыривает на пол. Она ударяется головой о каминную решетку.
Не взрыв, но всхлип [158] . Режиссер лично принес ей сценарий, сочувственно скривив лицо. Уведомление о казни. Бедная старуха Марджори Балкер кончит плохо. Плохой и приторный конец, как засохший карамельный пудинг.
— Берегись, Тилл, — сказала Джулия, когда режиссер зашагал к ним. — Он, похоже, тащит тебе приглашение на корабль мертвых.
— Ну вот и все, дорогая, — сказал режиссер Тилли. — Конец.
А теперь Саския с ней нянчится, будто Тилли — бедный инвалид. Принесла ей кружку теплого молока с медом и тарелку печенья, а еще свою шаль, обернула Тилли плечи.
— Как-то это неожиданно, да? — сказала Саския. — Помню, когда меня убили в этой ужасной автокатастрофе в «Холлиоуксе» [159] — мой парень был психопат, хотел подложить бомбу в церкви на моих похоронах, помните? Ну еще бы, незабываемо. Я когда прочла сценарий, у меня аж поджилки затряслись, но потом меня номинировали на лучшую актрису в мыльной опере, так что ничего. Вот увидите, все будет хорошо. И вообще, вам бы покой не помешал, правда? Не в мире покоиться, конечно, а передохнуть, днем телик посмотреть, сделать себе подарок — заглянуть в салон красоты.
Слава богу, потом Саския выдохлась и, неопределенно махнув рукой Тилли, утопшей в подушках, сказала:
— Ну что, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказала Тилли.
Наконец-то можно снять парик.
Тилли уезжает, и Саския не скрывала восторга — продюсеры уже пообещали, что ей никогда больше ни с кем не придется делить жилье; впрочем, ходят слухи, что она и сама скоро отбывает. Говорят, «в Л. А.», попытать удачи.
— Мелкая рыбешка, а пруд большой, — сказала Джулия. — Утонет.
— Ну, я надеюсь, не утонет, — сказала Тилли. — Чуток поплещется беспомощно.
Саския радовалась, а то как же — завтра вечером приезжает ее парень. Не регбист, — как выясняется, это уже вчерашняя новость (буквально). Новый был штатский; правда, Тилли запуталась, — вообще-то, он армейский, лейтенант из Колдстримского гвардейского полка.
— Что может быть лучше мужчины в форме, правда? — сказала ей Саския.
Рядом с мужчиной в форме Тилли бывала разве что в «Ее Величества судне „Фартук“» [160] — в юности у нее был неплохой певческий голосок. Забавно, она об этой постановке напрочь забыла. А сейчас-то в ноты попадет? Лейтенанта Саскии звали Руперт — похоже, из очень приличной семьи. Это Саскию немало тревожило.
— Ну а то, — сказала Джулия. — Саския сидит на кокаине. Держать себя в руках выше ее сил. Поедет обедать с его мамочкой и папочкой в загородное поместье, изобразит акцент Тары Палмер-Томкинсон [161] , джемпер с кардиганом, жемчуга, все дела, а потом они ее застукают, когда она пойдет занюхивать с их шикарного стульчака — ну, с одного из, я уверена, что у них несколько.
Порой Тилли с трудом Джулию понимала. То ли бедный мозг усыхает, то ли в Джулии дело.
Тилли вздохнула, снова нацепила очки и углубилась в сценарий. Марджори Балкер, оказывается, «воевала с Гитлером» — это еще что такое? Ей же вроде шестьдесят восемь — не рухлядь древняя, если, конечно, ты не сценарист младшего школьного возраста, которому только бы заарканить зрителей помоложе. Милый боженька, Джоанне Ламли [162] лет шестьдесят пять, и никто не ждет, что она станет ходить в войлочных шлепанцах и вязать перед камином. Тилли познакомилась с ней на каком-то благотворительном вечере. «Пошли со мной, — сказала Фиби. Ты мне там пригодишься». Фиби еле на ногах держалась, ей заменили коленные суставы, бедренные суставы, даже суставы больших пальцев. Уже заводили разговор о плечевых. Тилли и не знала, что можно заменить плечи. Жалко, что сердце ей заменить не могут. В общем, Джоанна Ламли была очень мила, — правда, Тилли так отравилась канапе с креветками, что потом еще долго страдала бледной немочью. Смешное название, «бледная немочь», анемия и потеря сил — а это расизм? Надо бы поосторожнее, не говорить при Падди или как там ее.
Лицо Марджори, крупный план.
Марджори (шепчет). Винс. Сыночек. (Умирает.)
— Ну что за вздор. Надо будет подольше потянуть сцену смерти. Она так просто не уйдет. Вложить настоящее чувство, чтоб хоть кто-нибудь всплакнул над ее кончиной.
Пора поучить реплики, решила она, но заснула, еле одолев первую. Видимо, позже пришла Саския, сняла с нее очки, выключила свет — среди ночи Тилли проснулась, посмотрев неизменно лихорадочные сны, а вокруг было темно, ничегошеньки не видать. Небольшая репетиция перед настоящей темнотой.
* * *
Четыре утра, если старый радиобудильник у кровати не врет. Мертвый час. Что-то его разбудило — он не понял что. Собака тоже не спала.
Джексон вылез из постели и в темноте подошел к чердачному окошку. Посмотрел вниз, на пустынный двор, на узкий проулок за ним. Не сказать, чтобы vista была очень bella. Кто-то шнырял в проулке — грузная фигура, окутанная тьмой. Вынырнула из теней, побрела по улице — слишком далеко, лица Джексон не разглядел.
Не лезь, посоветовал здравый смысл. Не лезь, ложись в теплую постель, поищи безопасных приключений в Стране снов, не надо натягивать одежду, не надо выбираться из окна на пожарную лестницу, не надо нырять в кошмар страны живых.
— Allez оир! [163] — сказал он собаке.
Пес склонил голову набок и озадаченно уставился на Джексона. Джексон показал наглядно: влез в окно, потом опять вылез. На миг замявшись — поразмыслив, достоин ли этот человек доверия, — собака ловко выпрыгнула на пожарную лестницу и, подгоняемая Джексоном, полезла вниз по железным ступенькам.