— Ты это сделаешь, — сказал Хенриксон. — В конце концов, это будет уже не в первый раз. Хотя должен признать, что обстоятельства совсем другие.
— Заткнись, — ответил Том.
Женщина теперь не отрываясь смотрела на него.
— У Тома руки уже в крови, — сказал ей Хенриксон. — Когда-то он работал в дизайнерской фирме в Лос-Анджелесе. Все как положено — хорошая машина, хорошая семья, регулярные встречи с симпатичной девушкой-дизайнером. Однажды они засиживаются в офисе допоздна, по дороге домой немного выпивают, на перекрестке возле ее дома Том проезжает на красный свет, и в их машину со стороны пассажира врезается «порше». Девушка погибает на месте, так же как и маленький мальчик у нее в животе, о котором Том не знает. На Томе ни царапины, и, к счастью, водитель «порше» пьян в стельку. И Том уходит.
— Ты так думаешь? — заорал Том, вскакивая на ноги. Он быстро утер нос рукавом, почти не ощущая боли. — Ты действительно думаешь, будто я просто так взял и ушел?
— Ты жив, они мертвы, — сказал Хенриксон. — И ты правильно все рассчитал.
Том рванулся к нему, но тот уже предвидел это заранее. Ствол пистолета уперся прямо в середину лба Тома.
— Я заставлю тебя ее убить, а потом, когда все будет кончено, я тебя отпущу, — сказал Хенриксон. — В прошлый раз ты не сумел покончить с собой, сомневаюсь, что сможешь это сделать снова. Я позволю тебе существовать год или два, а потом найду тебя и избавлю от страданий. Возможно. Или мы можем найти эту тварь, сфотографируем ее, а потом она сбежит — по крайней мере, так будут думать другие. Все будет хорошо. Ты добьешься признания и цели, которых, как ты теперь знаешь, не ищут в трусах у молодых девушек. Возможно, Сара даже примет тебя обратно.
— Откуда ты все это знаешь?
— Потому что он не человек, — тихо сказала женщина.
Хенриксон коротко рассмеялся.
— Том, черт бы тебя побрал, ты свяжешь ей руки или как?
Том посмотрел на Патрицию. Лицо ее покраснело, но взгляд был ясным и направлен прямо на него.
— Не надо, — сказала она. — Не ради меня. Ради них.
Но он отвернулся, и, когда моток веревки ударился о его грудь, он его поймал.
— Уорд, не дергайся, ради бога.
— Мне больно.
— Ну пожалуйста, будь хорошим мальчиком.
— К черту. Я давно не подросток. И достаточно взрослый для того, чтобы крепко выругаться, когда мне больно.
Я сидел на пассажирском сиденье, выставив наружу ноги. Нина склонилась надо мной, прижимая к моему плечу пропитанный дезинфицирующим средством бинт. Я понятия не имел, где мы, если не считать того, что мы находились на парковке возле бензоколонки рядом с маленьким городком, названия которого не знали.
— Все чисто, — сказал она. — По крайней мере, мне так кажется.
Бросив взгляд на плечо, я увидел рваную рану, пересекавшую дельтовидную мышцу. Она все еще кровоточила, но намного меньше, чем в течение всех пятидесяти миль, которые мы проехали от Фресно. Однако рана болела, несмотря на то что я проглотил целую горсть самого сильного обезболивающего, какое только нашлось в аптеке, где мы покупали бинт и дезинфицирующий раствор. Казалось, будто мне восемь лет и какой-то хулиган раз за разом бьет меня кулаком в плечо столь резко и быстро, что удары сливаются в одну долгую, пронизывающую боль.
Нина обеспокоенно смотрела на меня, словно надеясь, что сделала все как надо и что я больше не стану скулить. Я понял, что рана в моем плече не идет ни в какое сравнение с той, что она получила в Холлсе. Кроме того, я понял, что должен быть благодарен судьбе за то, что пуля не попала на девять дюймов правее, мне в спину.
— Спасибо, — сказал я. — Мне уже лучше.
— Врешь, — ответила она. Встав, она посмотрела из-за крыши машины на бензоколонку, где за окном стоял бородатый мужчина. — За нами наблюдают.
— Это всего лишь местная обезьяна. Думает, собираемся ли мы купить бензина или еще чего-нибудь. Все в порядке. Далеко не все только и думают о том, как бы до нас добраться.
— Неплохая теория, — сказала Нина. — Доказательства есть?
— На самом деле нет.
— И что будем делать?
— Наверное, тебе нужно позвонить кое-кому, — сказал я. — Сообщить им насчет Монро.
— Они уже знают, — мрачно ответила она — При нем наверняка есть удостоверение.
— Я имею в виду не сам факт его смерти, — сказал я. — Я имею в виду все то, что произошло. И что это означает.
— Мы этого наверняка не знаем, — ответила она.
— Да все мы знаем.
— Я не видела человека, который вышел из «Найтса» и убил полицейского. У меня есть лишь показания свидетелей.
— Знаю. Но он явно был очень похож на того, который пытался убить нас. Вплоть до одежды.
— Описание слишком общее. Любой мелкий служащий в этих краях вряд ли сильно бы от него отличался.
— Я не имею в виду только внешнее сходство. Я имею в виду, что он из тех, кто может войти в ресторан и начать стрелять, при свидетелях, даже когда трое стреляют в ответ. Не стоит искать сущностей сверх необходимого. Вряд ли нам следует заниматься поисками двоих.
— Так кто же он? Если у тебя возникла некая мысль, будь добр, изложи мне ее поподробнее.
— Нам нужно ехать дальше, — сказал я. — И не только потому, что надо убраться отсюда, но и потому, что сегодня нам нужно встретиться с одной женщиной, а живет она довольно далеко.
— Где?
— На севере. Дай мою сумку. Там есть адрес.
Миссис Кэмпбелл дома не оказалось.
На этот раз я позвонил заранее, задолго до того, как мы добрались до Сан-Франциско. Телефон не отвечал, не было и автоответчика. Удивительно, насколько быстро привыкаешь к мысли о том, что у домов есть память и они умеют связываться с посторонними и передавать от них сообщения. Этот же дом ничем не мог нам помочь. Так что мы просто поехали туда. Нина тем временем продолжала отказываться звонить в ФБР в Лос-Анджелесе. Там либо уже и так знали о Монро, либо должны были вскорости узнать. В любом случае, она не слишком склонна была им доверять. Я считал, что она не права и вполне имеет смысл как можно раньше заявить о нашей ситуации и нашей невиновности. То, что в органы правопорядка затесалась одна странная личность, вовсе не означало, что ими изобилует вся организация. Однако убедить ее мне не удавалось, и в конце концов мы прекратили разговор на эту тему. Чем дольше я находился в обществе Нины, тем сильнее у меня возникало чувство, что ее внутреннюю оборону — целую крепость, со рвом и башнями, а возможно, и с кипящим маслом в резерве — практически невозможно преодолеть.
Боль в плече вполне можно было вытерпеть, по крайней мере пока я продолжал глотать обезболивающее. Что хуже, рану начало неприятно стягивать, и к тому времени, когда мы доехали до Сан-Франциско, мне казалось, будто ее неумело зашили изнутри грубыми нитками. Это отвлекало меня от чтения карты, что само по себе было неплохим разделением труда. Нина хорошо водила машину, но чувства направления ей явно недоставало, и неудобства, порой возникавшие в трехмерном пространстве, похоже, ее раздражали. Мне бы не хотелось видеть ее за рулем военного «хаммера»: скорее всего, она просто поехала бы напрямик сквозь все, что попалось бы на пути.