Мальчик не стал отвечать на идиотский вопрос.
– И что с ним делать? – спросил.
– Тихонько подойдешь и тихонько, шепотом скажешь: здравствуйте, рад снова увидеться, вам просили передать, там вас на третьем этаже нужный сюрприз ожидает. Специально для вашей поздравительной речи. Пиарщики придумали… Только быстро, быстро! И не давай ему развивать тему, вопросы задавать. Хватай за рукав и тащи в дом, двери как раз справа от трибуны. И – на третий этаж.
– А там? – спросил Мальчик.
– А там я буду. Сдашь Гольфиста с рук на руки и – мотай через черный ход к забору. Мухой! Затаись там и жди меня. Я быстро.
– Ты придумал?.. – В голосе Мальчика наклюнулся восторг.
– Время пошло, – шепотом рявкнул Пастух.
Так у него получилось.
Пастух сильно рисковал. По сути, он пустил на самотек одну из основных составляющих акции: изолирование жертвы. В конкретном случае – жесткое и быстрое изолирование. Задачка не для ребенка, а как раз для профессионала. Но у Пастуха для этого стремного решения имелись два веских аргумента. Первый: на незнакомого мужика Гольфист не клюнет, а то и заорет, внимание привлечет. А на знакомого и приятного во всех отношениях мальчугана клюнет. Тем более если он в очереди – дальше пятого-шестого места. То есть до его выступления и демонстрации подарка – полчаса минимум. Чем он рискует?..
Второй аргумент имел личностную составляющую. Если Гольфист и вправду решил дать Губеру возможность выстрелить из подарочного пистолета, то пистолет заряжен, как положено, ба-бах будет красивым и громким. И тут уж все зависит от Пастуха: куда этот ба-бах будет направлен. Хрень про «холостой выстрел», которую Гольфист нес по телефону «представителю средств массовой информации», то есть Пастуху, хренью и была. Любой фанат стрелкового оружия холостой стрельбы не понимает. Выстрелил, значит попал. В мишень, в дерево, в стену, в человека…
А если пистолет не заряжен…
Вариант сильно хуже, но все ж небезнадежно. Гольфист, как известно, больной человек, легкие хреновые, дыхание трудное, может, поэтому и уйдет из очереди, с солнца – в прохладу, в дом, продышаться…
Пастуху хотелось, чтоб заряжен был. Логично: подарок узко функционален, значит функцию следует продемонстрировать. Эффектнее все выйдет. Куда как! И куда загадочней…
Он невесть для чего погладил Мальчика по голове, волосы взъерошил. И пошел в здание.
Поднялся на третий этаж, к окну подошел. Губера еще не было, но нечто вроде очереди к трибуне уже сформировалось из двух с лихом десятков гостей. Они еще стояли по группкам, беседы беседовали, но на ворота то и дело взглядывали. А тут как раз у ворот появился темно-серый красавец с серебряной богиней на капоте. Мягко и плавно, будто лодка в пруду, затормозил, выскочивший с первого сиденья громила открыл дверь, оттуда вывалился Гольфист, держа в руке полированный ящичек темного дерева. Охранник передал ему букет красных роз.
Красная роза – символ любви, помнил Пастух. Не перебор ли? Странным кажется столь буквально яркое проявление чувств по отношению к начальнику! Или Гольфист не знает смысла знаков и символов? Вряд ли. Тем более странно…
Гольфист подошел к тройке мужчин, вроде бы беседующих, а на деле строго караулящих свою позицию в очереди к трибуне. Все четверо были с розами. С красными. Налицо – единение в любви.
А тут и Губернатор подъехал – никаких тебе богинь на капоте, обычный черный надежный лимузин работы автоумельцев из Страны Автомобилей и Пива. Ну, разве что, подлиннее обычных. Губер вышел, рукой помахал, пошел прямиком к трибуне, по пути здороваясь с прибывшими гостями. Встал у микрофона.
– Добрый, добрый день, – сказал приторно. – Спасибо вам, что нашли время прийти ко мне на не самый в нашем возрасте радостный праздник…
Ожидавшие хозяина гости с букетами и подарками прекратили беседы и живо построились в очередь. Гольфист оказался тринадцатым.
Плохое число, машинально подумал Пастух.
И сам себя спросил: а для кого именно плохое?..
Вошел в апартаменты, дошел до окна, которое сам накануне и открыл, выглянул: пожарная лестница была на месте, Мальчик тоже. Он как-то мистически почуял Пастуха, поднял голову. Пастух махнул рукой: мол, погоняй!
И Мальчик погнал.
Пастух тут же вернулся в коридор к окну, выходящему на парадный сбор. А там Губернатор нес привычную ахинею про успехи области в том-то и том-то, что никоим образом ко дню его рождения не относилось. И то логично: машина – она должна ехать, пахарь – пахать, а чиновник – нести ахинею.
И в это время «в кадре» возник Мальчик… или, сообразуясь с действием, обыкновенный мальчик со строчной буквы и протырился сквозь маленькую, но плотную толпу поздравителей к Гольфисту, все еще удерживающему мифическую тринадцатую позицию. Подергал за рукав пиджака. Гольфист повернул голову, ничуть – как наблюдал с третьего этажа Пастух – не удивился явлению, наклонился, послушал. Сказал что-то. Мальчик что-то ответил. Гольфист – даже с третьего этажа видно было – вздохнул тяжко, пошептал какие-то слова соседу по очереди и пошел за Мальчиком. Уход его с театра праздничных действий, как видел Пастух, никого не удивил. Мало ли что человеку понадобилось? Не молодой, чай. И очередь у него тринадцатая, успеет.
Они оба вошли в подъезд, Пастух покинул пост у окна и передислоцировался в апартаменты. Достал из кармана резиновые перчатки, споро натянул их на руки, взял с дивана жесткую подушку, набитую, судя по ее тяжести, буквально каменной ватой. Прислонился к стене у входа в гостиную.
Услышал тяжелые шаркающие шаги.
В комнату вошел Гольфист и сказал, не видя Пастуха:
– Ау! Есть кто?
Пастух не стал отвечать на риторический вопрос. Он быстро отклеился от стены, шагнул вправо, оказался позади Гольфиста, который не успел даже заметить чужого движения, обхватил Гольфиста руками, прижав подушку к груди, мощно и резко сжал руки. Гольфист, не ждавший зла, не учуявший нападающего, попытался вздохнуть, но не смог, нечем было, выронил деревянный ящичек с подарком, закашлялся, засипел, но не терял сознания. Он даже вздумал, тяжко перхая, обернуться, взглянуть на вдруг возникшего врага и даже смог это сделать, потому что Пастух на миг отпустил его, нагнулся к ящику, откинул замок, достал пистолет…
– Кто… – даже не спросил, а прохрипел уже не кашляющий, уже вроде даже приходящий в себя Гольфист.
Но Пастух не ждал вопроса и не собирался на него отвечать. Он вновь, стоя по-прежнему позади, обхватил Гольфиста левой рукой – просто чтоб поддержать его, чтоб он не упал, вложил в правую его руку пистолет, поднес ее к виску и нажал на курок…
Пастух даже не представлял, как оглушительно громко стреляет дуэльный пистолет, сделанный великим умельцем из Страны Жирных Устриц и Странно Красивых Женщин.
Тело Гольфиста рванулось вниз из-под руки Пастуха. Он отпустил его. Голова самоубийцы упала на пол, и кровь потянулась ручейком по паркету из-под нее.