Вдруг Анни увидела узкую лодку, плавно скользящую по воде. Она почувствовала, как натянулись ее нервы, и встала. Фуркейд подогнал пирогу к причалу, неторопливо привязал ее и ступил на берег. На нем была черная футболка, облегавшая тело как вторая кожа, и джинсы, заправленные в охотничьи сапоги. Ник смотрел на нее без улыбки.
– Как ты нашла это место? – спросил он.
– Я была бы никуда не годным претендентом на место детектива, если бы не смогла раздобыть твой адрес. – Анни зашла за кресло и положила руки на его спинку. – Я хочу посмотреть то, что есть у тебя по этому делу.
Фуркейд кивнул:
– Хорошо.
– Но прежде ты должен знать, что это никак не меняет моего отношения к тому, что произошло в пятницу вечером. Если ты все устроил ради этого, скажи сразу, и я уйду.
Ник внимательно посмотрел на молодую женщину. Пальцы одной руки крепко вцепились в полу джинсовой куртки. Вне всякого сомнения, у нее с собой маленький «сигзауэр». И он не винил ее за это.
Фуркейд пожал плечами:
– Ты видела то, что видела.
– Мне придется давать показания. Это тебя не бесит? Это не заставляет тебя… гм… скажем, подложить змею мне в машину?
Ник наклонился и легонько потрепал ее по щеке.
– Если бы я решил навредить тебе, дорогая, я бы никогда не доверил это ни одной змее.
– Мне следует облегченно перевести дух или начинать всерьез опасаться за свою жизнь? – Фуркейд промолчал. – Я тебе не доверяю, – призналась Анни.
– Я знаю.
– Если будешь снова вести себя как псих, как это было у меня дома, я уйду, – пригрозила Анни. – А если мне придется тебя пристрелить, я это сделаю.
– Я тебе не враг, Туанетта.
– Надеюсь, это правда. У меня сейчас врагов хватает. И все из-за тебя, – подчеркнула Анни.
– А кто сказал, что жизнь – это игра по правилам? Только не я, черт побери.
Фуркейд развернулся и пошел в дом. Анни он не пригласил, ожидая, что та сама последует за ним. Они прошли через маленькую гостиную, мрачную и неухоженную. А кухня предстала полной противоположностью – чистая, сверкающая, выкрашенная светлой краской и крошечная, словно корабельный камбуз. На стенах не оказалось никаких украшений. На подоконнике за раковиной в ящике росли петрушка и укроп.
Фуркейд подошел к раковине, чтобы вымыть руки.
– Почему ты передумала? – поинтересовался он.
– Ноблие снял меня с патрулирования, потому что мои коллеги ведут себя совершенно по-идиотски. Насколько я могу догадаться, на твое место он меня назначить не собирается. Так что, если я хочу заниматься этим делом, только ты можешь мне помочь.
Ник не посочувствовал ей и не стал расспрашивать подробно о стычке с коллегами. Это было проблемой Анни, и его не трогало.
– Попроси, чтобы тебя перевели в другой отдел. – Он развернулся и вытер руки о белоснежное полотенце. – Будешь весь день читать отчеты, изучать донесения.
– Посмотрим, что я смогу сделать. Все зависит от шерифа.
– Не будь пассивной, – резко бросил Фуркейд, – проси то, чего тебе хочется.
– И ты считаешь, что я вот так просто все и получу? – Анни рассмеялась. – Ты точно прилетел с другой планеты, Фуркейд!
Его лицо стало суровым.
– Если ни о чем не станешь просить, то ничего и не получишь, Туанетта. Тебе лучше побыстрее усвоить этот урок, если хочешь стать детективом. Люди никогда просто так не расстаются со своими секретами. Тебе придется просить, тебе придется спрашивать, тебе придется копать.
– Я знаю. Сегодня я говорила с Донни Бишоном. Фуркейд удивился: – И что?
– Он похож на человека, который не в ладах со своей совестью. Но, возможно, тебе не хочется об этом слышать.
– Интересно знать, почему?
– Он заплатил за тебя залог, а это сотня тысяч баксов. Фуркейд засунул пальцы за пояс джинсов.
– Я говорил это Донни, повторю и тебе – он купил мне свободу, но не меня самого. Никто не сможет меня купить.
– Что-то новенькое для полицейского из Нового Орлеана.
– Я больше не работаю в Новом Орлеане. Я там не прижился.
– Я вычитала в библиотеке совсем другое, – заметила Анни. – Если верить газете «Таймс пикайюн», ты был продажным копом. На тебя потратили немало чернил. И ни у кого не нашлось ни одного доброго слова в твой адрес.
– Прессой легко манипулируют влиятельные люди. Анни поморщилась:
– Ну да, конечно. Именно такие замечания и заставляют всех предполагать, что ты не в своем уме.
– Окружающие могут думать, что им угодно. Я знаю правду. Я живу честно.
– И какова же твоя версия правды? – чуть нажала на него Анни.
– Правда заключается в том, что я слишком хорошо делал свою работу, – наконец произнес Ник. – И я совершил ошибку, борясь за справедливость там, где ее попросту не существует.
– Ты на самом деле избил того подозреваемого?
Фуркейд промолчал.
– Ты действительно подложил улику?
Он лишь чуть наклонил голову, потом повернулся к ней спиной и достал из шкафчика сковородку с длинной ручкой.
– Я жду ответа, детектив. Я должна знать, с кем я имею дело, Фуркейд, и я уже тебе сказала, что в настоящий момент не склонна доверять людям.
– В расследовании доверие никому не нужно, – парировал Фуркейд, достав разных овощей и вооружившись ножом устрашающих размеров.
– Но для меня это очень важно, – настаивала Анни. – Ты подложил кольцо в стол к Ренару?
Он поднял голову и, не мигая, уставился на нее:
– Нет.
– Почему я должна тебе верить? Откуда мне знать, что Донни Бишон не заплатил тебе за то, чтобы ты это сделал? Он мог дать тебе денег и за то, чтобы ты убил Ренара тем вечером.
Нож вонзился в мякоть сладкого красного перца, словно это была папиросная бумага.
– Ну и кто же из нас параноик?
– Между здоровой подозрительностью и манией большая разница, – ответила Анни.
– Зачем было втягивать тебя в расследование, если мне платили?
– Ты мог меня использовать в своих собственных целях.
Ник улыбнулся:
– Для этого ты слишком умна, Туанетта.
– Не стоит тратить время на лесть.
– В лесть я не верю. Я говорю только правду.
– Когда тебя это устраивает.
Анни вздохнула – они снова пошли по кругу. Разговаривать с Фуркейдом это все равно что боксировать с тенью. Сил тратишь много, но не достигаешь никакого результата.
– Почему ты выбрал меня, а не Квинлэна или Переса?