— Он не был беден.
— И что дальше?
— У него здесь семья.
Каждая дополнительная минута, проведенная в обществе этой женщины, убеждала меня: она не знает ничего, что могло бы меня заинтересовать. Но я понимал, что, вероятно, она не из корыстных побуждений выдает информацию по крохам. Она сплела пальцы так, что побелели костяшки. Я отхлебнул пива и поставил кружку посредине стола. Она заметила мой жест, но не стала тут же ее хватать.
— И насколько же был не беден ваш муж?
— Восемнадцать миллионов долларов, — сказала она буднично. — И это не считая дома. Так что он далеко не Билл Гейтс. У нас был брачный договор. Никто не возражает против раздела наследства, кроме одного пункта: они не хотят, чтобы я получила хоть что-то. Но так решил Джерри, и они ничего не могли поделать, ведь мы с ним прожили четыре года.
— А вы откуда? — спросил я.
Она недоуменно посмотрела на меня:
— Из Бостона. А что?
— И как вы познакомились с мистером Робертсоном?
— В отпуске. А какое вам дело?
— Понятия не имею, — сказал я. — Пока мне кажется, что мне ни до чего не должно быть дела. Значит, если вопрос не в деньгах, то в чем тогда?
— Я думаю, мне грозит опасность.
— Вы это уже сказали. Еще вы приплели смерть моего сына, что заставило меня сесть на самолет и прилететь сюда. Не хотелось бы думать, что я выбросил на ветер несколько сотен долларов и массу времени, но пока у меня складывается именно такое впечатление.
— Что-то случилось. С Джерри, — сказала она.
— Он умер.
— Да, умер, — заявила она так, будто я пытался это оспорить.
— И как же это случилось?
— Он отправился на пробежку. Он каждый день пробегал по шесть миль — выходил из дома около четырех. Минут в двадцать шестого я подумала: «Странно, обычно к этому времени он уже возвращается». И вот я вышла на крыльцо и… увидела его на стуле, куда он часто садился после пробежки. Но обычно он меня звал, сообщал, что вернулся. Я подумала: ну, мало ли — и пошла назад, но потом мне показалось странным, что он ничего не сказал, хотя должен был слышать, как я выходила. Мы перед этим… поссорились. Ничего серьезного, но я хотела убедиться, что все забыто. Поэтому я вернулась. Он пил воду. Он был весь мокрый, запыхавшийся, словно пробежал больше, чем обычно. Но он повернулся, увидел меня и начал улыбаться. А потом…
Она воздела руки — похожим жестом Тед пытался оценить степень ущерба, причиненного ресторану. Какой ущерб? Достаточный. Слишком большой.
— Инфаркт?
Она кивнула.
— Мне очень жаль, — сказал я.
Мне действительно было жаль. Может, проблемы этой женщины не имели ко мне никакого отношения, но есть люди, потерявшие кого-то дорогого, а есть те, у кого все близкие живы. Если вы хоронили кого-то, то понимаете, что умершие тянут нас за собой, словно мы привязаны к катафалку. Спросите у человека, потерявшего мать, что он чувствует в День благодарения. Но в какой-то момент вы осознаете, что все еще живы и поливаете чьей-нибудь подливкой индейку, радуясь, что можете это делать. Если, конечно, хотите сохранить рассудок.
— Вам нехорошо?
Я понял, что уставился на собственные руки, поднял глаза и увидел на себе пристальный взгляд Эллен. Она казалась чуть менее напряженной, чем прежде.
— Я в порядке. Итак…
— Не все думают, что это был инфаркт.
— Почему?
— Не знаю, — сказала она. — Я любила Джерри. Мы были счастливы.
— Сколько вы получили?
Этот вопрос, похоже, не понравился ей.
— Два миллиона. Этого достаточно?
Я пожал плечами. Достаточно, чтобы убить? Вполне. Некоторые люди готовы крушить черепа ради кроссовок или iPod, но для большинства сумма с множеством нулей не очень веский аргумент. Деньги не есть достаточное условие для убийства, а два миллиона — не так много, как может показаться.
— Эллен, — твердо сказал я.
Пиво мое почти закончилось, равно как и терпение.
— Я прилетел сюда, потому что…
— Речь идет о доме, — сказала она.
— О доме? — недоуменно переспросил я.
Часть моего сознания все еще пребывала в брошенном мной доме, и на мгновение я подумал, что именно о нем идет речь.
— О вашем доме? Что с ним?
— Он стоит на берегу озера вместе с двумя другими домами, — сказала она. — Они старенькие, но их перестроил известный архитектор — забыла его имя. Находятся они неподалеку от дороги между Рослином и Шеффером. Мы с Джерри жили в среднем по размеру доме. Прислуга — в самом маленьком, а в большом — дети Джерри. Он до меня был женат. Она умерла десять лет назад. По завещанию я не получила дом, потому что он всегда принадлежал семье, но мне позволено оставаться в нем столько, сколько я пожелаю. Джерри ясно выразил свою волю на этот счет. Черным по белому.
— Зачем вам это?
— Мне там нравится, — пояснила она. — И… у меня в жизни были сложные периоды. Я не хочу, чтобы они повторялись. Но Джерри умер, и моя жизнь изменилась.
— Что вы имеете в виду?
— Знаете, я бы все же выпила.
Я поднял голову, но не заметил Кристину. Когда я встал, у меня в кармане зазвонил телефон. Я вытащил его, ожидая увидеть на экране имя Беки. Но звонивший уже отключился, а его номера в моей записной книжке не было.
— Кто это звонил?
Эллен смотрела на меня. Я рассмеялся, хотя ее дерзость привела меня в замешательство.
— Понятия не имею.
Телефон зазвонил снова. Высветился тот же номер. Я собирался ответить, но тут Эллен схватила меня за руку и вывернула ее так, чтобы разглядеть экран.
Я никогда не видел, чтобы человек так бледнел. Может, «бледнел» не в буквальном смысле, но с ней произошло именно то, что люди вкладывают в это понятие. Она с трудом поднялась на ноги, начала что-то лепетать и опрометью бросилась прочь.
Она исчезла из бара, прежде чем я успел понять, что происходит, а когда я выскочил на улицу, она уже скрылась бог знает за каким углом.
Когда я вернулся в бар, люди продолжали разговаривать между собой и посасывать пиво. Кристина стояла за стойкой.
— Вы что-то сказали?
Я сердито взглянул на нее:
— Что, шутка такая?
Она уставилась на меня, и я впервые заметил цвет ее глаз: светло-зеленые с сероватым оттенком, словно под мхом просвечивали камни.
— Вы похожи на человека, который водил дружбу с барменами, — ответила она. — Вам же известно: наш запас шуток ограничен. Желаете расплатиться?