— Да, я плавал на «Святом Петре», если Можно назвать плаванием наш долгий дрейф… — проговорил старик, когда все вошли в дом, сняли пальто и расселись в ком нате на диване и на стульях.
Валя тут же вытащила из сумки маленький магнитофон, который родители позволили ей взять с собой, и включила запись.
— Но с тех пор прошло… — продолжал старик, — Игнат! Сколько же с тех пор прошло лет? — спросил он у парня.
— Семьдесят, — проговорил с уважением парень.
— Семьдесят… — Старик помолчал. — Несколько жизней прошло с тех пор. Да да, молодые люди, я с тех пор прожил не сколько жизней!
Шесть жизней Ивана Петровича, рассказанные им самим и записанные Валей на магнитофон
Первая жизнь Ивана Петровича
Я был крепким парнем и плавал на зверобойных судах с шестнадцати лет. Об экспедиции капитана Палтусова узнал из газет. В то время все газеты сообщали о его смелых намерениях.
За свои деньги я добрался из Архангельска до Петербурга, отыскал капитана и сказал, что готов идти с ним вместе.
Юрий Тихонович не хотел набирать команду из случайных людей. С каждым он беседовал лично, а потом кандидата осматривал врач. Меня тоже осматривал, хотя отменное моё здоровье было заметно сразу.
День отплытия «Святого Петра» был праздником для всех. Публика рукоплескала. На набережной играли два духовых оркестра.
И что удивительно — с первого дня на судне установился особенный порядок. Обычно корабельные офицеры — капитан, штурман — обедают отдельно от низших чинов, не разделяют их грубую неказистую еду. Юрий Тихонович обедал вместе с нами, любил развлекать нас, простых матросов, забавными историями из жизни мореплавателей. Потом он надевал робу и вместе с нами грузил бочки, тяжёлые ящики, уголь. И в каждом деле был впереди. Но к порядку был он строг и с каждого спрашивал сурово.
В ту навигацию мы сумели пройти толь ко через Югорский Шар, и то благодаря опыту и неусыпной вахте нашего капитана в вороньем гнезде.
Цель нашего плавания была велика и необычайна — пройти весь Северный морской путь из Петербурга до Владивостока за одну навигацию. И в тот момент, когда после многих усилий все мы уже облегчённо вздохнули, уверовав в победу, на судно налетел ураган, и мы были унесены вместе с ледяными полями в не известные зоны полярного бассейна.
Юрий Тихонович объявил нам о начале зимовки.
Обычно офицеры мало интересуются отдыхом команды. Матросы проводят свободное время неразумно, в глупых играх и мелких ссорах. При свете керосин новой лампы он собирал команду в кают-компании за длинным столом и читал нам книги наших известных писателей. В другой день — проводил занятия по навигации, штурманскому делу. Потом с же лающими занимался языками. И фельдшер, и географ тоже постоянно проводи ли с нами занятия.
Большинство из нас прежде были людьми невежественными. Но благодаря тому дрейфу многому научились, многое узнали из начальных наук.
Огромное ледяное поле окружало нашего «Святого Петра». Летом мы пробовали подрывать лед порохом, долбили ломами, но всё было безрезультатно. Течение, открытое великим Нансеном, несло нас вместе с ледяным полем вокруг Северного полюса по океану.
Юрий Тихонович вычислил, что если судно будет цело, то через два-три года нас вынесет к Гренландии.
И тут на пути нашего ледяного поля и встал тот злосчастный остров.
В первые дни мы с удивлением смотрели на густую тучу, севшую в десятке миль от нас прямо на лед. Уже тогда Юрий Тихонович предположил землю. Была мягкая спокойная погода. Юрий Тихонович при мне нанес остров на карту и назвал его островом Безветрия.
Когда на другой день задул ветер, он пошутил, что теперь уж название не изменишь.
За ночь ветер стал штормовым, но тучи плотно сидели над льдами, лишь однажды на минуту сделались разрежен нее. И тогда мы увидели обрывистые скалы, густо поросшие зеленью, а на скалах и в подзорную трубу и даже простым глазом можно было видеть удиви тельные строения из камня и дерева.
Наше ледяное поле уже уносило нас от острова, когда капитан Палтусов решился проверить виденное и им, и командой. Все это казалось ему невероятным — откуда среди полярного бассейна взяться зелёному острову да ещё со странными строениями?!
Он взял сани, легкую лодку-каяк, про довольствия на четыре дня и вместе с добровольцами отправился в путь. Я бы тоже пошел с ним, но мне он приказал остаться на судне и быть помощником фельдшеру. Фельдшер же оставался за капитана, так как штурмана с нами не было.
Вся команда с судна наблюдала за их продвижением. К заходу солнца они уже были вблизи от острова и скрылись в тумане.
Следующие дни судно относило всё дальше, и мы с нетерпением ждали воз вращения нашего капитана.
Капитан не вернулся ни на четвертый день, ни на пятый.
Фельдшер, оставшийся за него, послал спасательную группу из пятерых людей. И опять я рвался вместе с ними, но фельдшер, как и капитан, велел мне оставаться на судне.
Через десять дней мы поняли, что и спасательная группа не вернётся.
Тогда мы тайно, ночью, собрали снаряжение, а утром объявили фельдшеру, что уходим к острову, едва видимому на горизонте, и без капитана или хотя бы без известий о нём не вернёмся.
Фельдшер ответил, что пожертвовать собой — невелика заслуга, и коли так, он сам возглавит группу. А меня же, как своего помощника, оставляет стеречь судно.
Они взяли с собой несколько десятков сигнальных флажков, чтобы отмечать дорогу, и ушли.
Как я ругал себя потом долгими ночами за то, что не ослушался его приказа, остался на пустом корабле среди ледовых полей!
Группа ушла, но ещё и на другой день я мог следить за её продвижением к острову.
А потом она исчезла и не вернулась.
На судне остались лишь я да попугай Изабелла.
Вторая жизнь Ивана Петровича
Следующие два года тянулись для меня дольше, чем вся моя жизнь. Я ходил по пустым помещениям судна, перебирал личные вещи товарищей, при водил их в порядок. Сколько раз мне слышались их голоса, смех, и я опрометью выбегал на палубу, чтобы обнаpyжить, что судно по-прежнему пустынно, а я один.
Порой мне казалось, что я уже мёртв и брожу по мёртвому кораблю в царстве теней. Единственным человеческим голосом, который я слышал, был голос попугая Изабеллы. Когда я подходил к ней, она часто говорила мне:
— Милый мой, одни мы с тобой, совсем одни.
Видимо, я произносил эту фразу сам себе вслух, а она её переняла.
Если бы капитан Палтусов прошедшие полтора года не занимался моим умственным развитием, я бы, очевидно, сошёл с ума или покончил с собой. Теперь же со мной были книги. Я продолжал сам делать наблюдения и отмечал курс корабля на карте.