— Это не так, — отрезала Касуми.

Обвинения Митихиро были далеки от истины. Это ее собственный поступок и поступок Исиямы были непростительны. И вместе с тем их можно было простить. Поскольку то, что в глазах окружающих было предательством, для них было тем, ради чего они с Исиямой жили. Так что Касуми простила всех, включая саму себя.

Что значит «не так»? А, ладно, в другой раз поговорим. — Митихиро со вздохом вышел из комнаты.

Касуми столбом замерла посреди гостиной. И хотя комната была ярко освещена, ей казалось, что она дрейфует во мраке, беспомощная и одинокая. Даже Исияма, который раньше делил с ней все невзгоды, отдаляется от нее, уплывает в сторону берега.

После того как Митихиро снова ушел в офис, Касуми уложила Рису спать, а сама вышла из дома. Дождь еще продолжался. Она раскрыла зонт и зашагала по темному жилому кварталу. Прошла мимо аккуратных типовых домиков, через улицу, мимо старого многоквартирного муниципального дома. Наконец подошла к ветхому одноэтажному строению. На табличке надпись: «Огата». Касуми ходила к старцу Огате так часто, что им пришлось переехать из Накано в Мусасисакаи. Рядом с домом, втиснутый в узкое пространство, выпятил заднюю часть большой автобус, явно не новый и без колес. Дом был погружен в темноту, но в автобусе, подключенном к генератору, ярко горел голубоватый свет, как в торговых киосках по вечерам.

— Добрый вечер! — Касуми положила мокрый зонт на ступеньки автобуса и постучала в дверь.

На двери была наклеена пластиковая табличка, на ней фломастером написано: «Общество “Парадайз”».

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Сэнсэй, это я, Мориваки.

— А, Касуми-сан, заходите-заходите.

Щуплого вида пожилой мужчина, ниже Касуми ростом, открыл складную дверь-гармошку. Все окна в автобусе были закрыты, и оттого внутри стояла духота. Вентилятор, покачиваясь из стороны в сторону, гонял по автобусу тепловатый воздух.

— Жарко, наверное. Пришлось окна задвинуть от комаров.

— Извините, сэнсэй, что беспокою в такое позднее время.

Касуми, озабоченно посмотрев на рукав футболки, промокший под дождем, зашла внутрь. У старика были посетители: две женщины средних лет, расположившись в углу автобуса, в тишине читали Библию. Касуми поклонилась женщинам и, поджав под себя ноги, присела перед стариком. Огата, в белой рубашке с отложным воротником и серых брюках, спокойно сидел на небольшой подушечке. Его скромный наряд оставался неизменным круглый год. Зимой он надевал куртку, протертую на локтях, или накидывал свалявшийся свитер. Огате было чуть за шестьдесят, взгляд проницательный, лицо моложавое.

— Сегодня ведь одиннадцатое. Что-нибудь случилось? — Огата помнил, что одиннадцатое число было важным для Касуми.

Касуми кивнула:

— Да так, по мелочам.

— Похоже, что-то не очень хорошее?

— Да. Исияма-сан развелся. Его жена сказала, что он весь в долгах и она не знает, где он.

— Исияма-сан? — переспросил Огата, будто не веря своим ушам. — Интересно, что случилось.

Огата был в курсе, ему Касуми рассказала о том, в чем не могла признаться даже мужу. И хотя Касуми не была христианкой, она ежедневно приходила к Огате за советом.

Видимо, после исчезновения Юки отношения у них с Норико не заладились.

— Это ведь именно то, чего тебе хотелось бы.

Нет, — покачала головой Касуми. — Я просто хотела, чтобы он вместе со мной искал Юку.

— Ну, это какой-то детский лепет.

Почему? — Касуми пристально посмотрела на своего собеседника.

— Ну будет, будет, — горько усмехнулся Огата и взял ее правую ладонь своими двумя, пытаясь успокоить. — И что же ты подумала, когда узнала об этом?

Несмотря на духоту в автобусе, ладони у старика не были потными. Касуми почувствовала покой от их мягкого прикосновения.

Все-таки развелись, подумала я, и мне стало ужасно грустно. Той, которой я была прежде, ни до чего не было дела, что бы ни случалось, но после того, как пропала Юка, я стала какой-то мягкотелой. Я стала не я. Это выше моих сил.

— Так это же естественно. — Огата поглаживал ее по тыльной стороне руки. — Так и должно быть. Человек слаб. Раньше ты была слишком сильной. И эта задумчивая, рассеянная Касуми, которая сейчас передо мной, нравится мне куда больше.

— Но мне она ненавистна.

— Пока ты будешь ненавидеть себя, настоящего счастья не жди, — уверенно заявил Огата.

— Тут уж ничего не поделаешь. Да, я себе ненавистна, — тоном избалованного ребенка повторила Касуми. — На самом деле ненавистна. Чуть что, отступаю. Не понимаю, что со мной случилось.

— Это потому, что ты столкнулась с бедой. — Огата серьезно заглянул Касуми в лицо. — С этим ничего не поделаешь. Чтобы тебе стать прежней, потребуется время.

— Сэнсэй, что же мне делать, чтобы обрести душевный покой? Я одиннадцатого числа весь день сама не своя.

— Что ты имеешь в виду?

— Все время думаю, как бы мне хотелось прожить тот день еще раз, не допустив ни единой промашки.

— Это невозможно. И что ты тогда делаешь? — засмеялся Огата. Стало видно, что у него не хватает нескольких передних зубов.

— Ничего. Так и проходит день, — запинаясь, объяснила Касуми, размышляя о своих несчастьях. Как же ей быть? Она не видела никакого выхода.

— Может, помолишься о чем-нибудь, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?

— Найти Юку.

— А кроме этого?

— Хочу, чтобы на душе был покой. Мне ведь хорошо, только когда я говорю с вами, сэнсэй.

Огата нежно поглаживал Библию в черном переплете. Углы книги поистрепались от прикосновения человеческих рук. Касуми слушала дождь за окном, краем глаза косясь на книгу.

2

Порой воображение Касуми рисовало странные картины. Ей казалось, что Юка приняла какое-то другое обличье и когда-нибудь обязательно предстанет в нем перед Касуми. При этом Касуми была абсолютно уверена: в кого бы ни превратилась дочь, Касуми обязательно узнает ее. Будь она щенком, бредущим по обочине дороги, или бездомной кошкой на заборе, или пастушьей сумкой, что цветет на стройплощадках, — Касуми поймет, что это Юка. Даже если однажды Юка залетит в окошко прохладным утренним ветерком, Касуми и тогда ощутит ее присутствие. На большее Касуми не надеялась, но Юка так и не появилась.

Каждый год накануне одиннадцатого августа Касуми с Митихиро и Рисой ехали на Сикоцу. Останавливались в гостинице неподалеку от Идзумикё, бродили по горным тропам там, где исчезла Юка, искали в округе. Касуми ловила себя на мысли, что не знает, чего они ищут. Повзрослевшую Юку, бредущую по дороге? Или же ключ к разгадке? Или, может, следы того, что Юку кто-то похитил? Или же призрак Юки? Касуми искала все это одновременно. Пришлось даже отслеживать, звено за звеном, всю цепочку ее греха: бесчисленные свидания с Исиямой, их тайный уговор, то, что произошло между ними в гардеробной, то, что она знала о страданиях Норико, но не могла остановиться, презрение к Митихиро за его нечуткость.