Осторожность будущего юриста боролась с экзальтированностью молодости, и молодость победила. Облизав пересохшие губы, мальчик прошептал:
— Клянусь.
— Мой дядя голубой, и большинство его сотрудников тоже. Но он очень хороший адвокат, и у него есть чему поучиться. А ты должен обещать сохранить нормальную ориентацию, жениться на милой девушке и нарожать детишек, чтобы твоя мама радовалась внукам.
Несколько секунд мальчишка смотрел на Марка открыв рот. Потом понял, что его купили. Улыбнулся и совсем по-детски сказал:
— Да ну вас.
Тут вернулась Антонина Ивановна с чаем и пирожками, и все опять принялись обсуждать завотделением и капризную племянницу Марка Анатольевича.
Наконец Марк распрощался и вывалился на улицу. На улице было хорошо. Стоял ранний теплый вечер. Пахло листвой и влажной пылью — недавно прошел дождь. Еще скрипели качели, и небо было чудесного дымчато-синего цвета, словно и не бесконечность это, не банальная атмосфера, а твердь прозрачного стекла. Может, Ему все же что-то видно? Хотя Марк перестал верить во Всеблагого и Всемогущего тогда же, когда поступил в мед, лелея попытку стать детским хирургом. Как бы ни грешили родители, нельзя так отыгрываться на детях. А потому он твердо знает: это просто дымное от смога московское небо, и наши судьбы в руках наших. Доктор сел в машину и поехал в центр. Проскочил довольно свободно — большинство народу катило навстречу. Вот и особнячок Ланиного агентства. Марк бросил взгляд на темные окна, тщательно закрытые жалюзи. Почему-то в памяти всплыло слово «светомаскировка»: тетушка как-то рассказывала, что во время войны надо было плотно закрывать окна. Он притормозил и начал пристально рассматривать фасад. Так и есть — в сталинские времена их бы по головке не погладили: вон из двух окон пробиваются тонкие лучики света. Не зная, какой толк с этого открытия, доктор завел мотор и медленно поехал вокруг особняка.
Само собой, позади здания — московский классицизм, колонны и белые гирляндочки на фоне желтых стен — имелся небольшой дворик, обнесенный невысокой оградой из витого металла. Надо отдать должное реставраторам — металлические прутья повторяли узор гирлянд на фронтоне. Старые пышные московские липы раскинули свои кроны над двором. Когда-то тут, наверное, дожидались своих хозяев кареты. Сейчас под деревьями в сгущающемся сумраке он разглядел несколько машин, в том числе и белую «тойоту» Ланы. Кое-как припарковавшись у тротуара, выскочил из машины, перебежал дорогу и вошел во дворик. Так и есть — это точно ее машина. Номера Марк не помнил, но вот на заднем стекле валяется плюшевый Винни-Пух, которого Настя прикупила в «Макдоналдсе». Он положил руку на капот — мотор не успел остыть, — значит, Лана куда-то ездила. Доктор почувствовал огромное облегчение. Жива и здорова! Но тут же радость сменилась раздражением: хоть бы позвонила, коза бестолковая…
Дальше все случилось очень быстро. Сзади послышались шаги. Марк повернулся. Перед ним стоял очередной молодой человек, а проще сказать — амбал, на лице которого стыло недружелюбное выражение.
— Что вам угодно? — холодно спросил он.
— Да я, собственно, приехал к Светлане Николаевне. Вот, не так давно звонил, сказали ее нет, а машина здесь.
Мужик молча смотрел на Марка, и тот просто-таки слышал, как скрипят его порядком отбитые мозги. Судя по лицу, ни одной хорошей мысли в его голове не было. Наоборот, челюсть амбала заметно выдвинулась вперед, и у доктора появились нехорошие предчувствия. Машинально он сунул руку в карман ветровки, решив, что муляж пистолета поможет избежать пинка под зад… а то и позволит получить более полные ответы на свои вопросы.
Но как говорится, каждый хорош на своем месте, а наш стоматолог влез на чужую территорию и оказался полным лохом. Мужик перед ним даже не шевельнулся, но сзади Марк получил чувствительный удар по почкам. Охнув, согнулся. В глазах потемнело. В следующий момент кто-то заламывал ему руки за спину, а чьи-то ладони не слишком ласково обшарили тело. Само собой, пистолет быстро изъяли.
— Ага, — с мрачным удовлетворением произнес амбал. Потом перехватил пистолет. Теперь его толстые пальцы сжимали дуло, а рукояткой он явно прицеливался к зубам Марка. — Давай говори, крендель, ты чей? — негромко спросил он.
Доктор молчал. Что толку отвечать? Он уже все решил и не поверит ни одному слову. Амбал посмотрел на свою жертву и, коротко крякнув, замахнулся пистолетом. Но тут из темноты выступила вторая фигура и перехватила занесенную руку.
— Ты чего? — сердито взвился амбал.
— Того. Доложить надо сначала.
— Сначала надо расспросить, а потом уж будет что докладывать, — возразил первый.
Сумерки сгущались, но где-то в листве лип был фонарь, и Марк, морщась от боли в вывернутых плечах и стараясь, чтобы голос не дрожал, сказал:
— Добрый вечер, Иван. Вы меня не узнали?
Амбалы замерли. Вновь пришедший наклонился, всматриваясь в лицо. На физиономии Ивана отразилось сомнение. Потом он спросил:
— Доктор, что ли?
— Да. — Марк улыбнулся ему, как родному. — Понимаете, я искал Лану…
Иван хрюкнул, коротко бросил:
— Не бить, — и ушел.
Через несколько минут из дверей черного хода показалась Лана и еще какой-то пожилой мужик, невысокий и с лысиной. На мужике был отличный костюм и очень дорогой галстук, но он весь был какой-то мятый. Сначала доктор вздохнул с облегчением, но потом понял, что мужичок жутко похож на папашу Мюллера, и по спине опять потек холодный пот. Лана, одетая в светлый брючный костюм, аккуратно причесанная и накрашенная, выглядела прекрасно. Так прекрасно, что Марку стало обидно — он тут бегает как дурак, разыгрывает из себя то ли рыцаря Галахада, то ли спасателя Малибу, а она свежа, как роза, и в его услугах явно не нуждается.
Прежде чем доктор успел открыть рот, она бросила на него злобный взгляд, повернулась к Мюллеру и негромко сказала:
— Это он. Простите, я не думала, что он может сюда приехать. Но я вас уверяю, что это чисто личные отношения и этот человек совершенно безобиден.
— Тогда зачем ему это?
Амбал не без злорадства крутил у нее перед носом пистолетом.
Лана открыла рот и вытаращила глаза.
— Он не настоящий, — торопливо сказал Марк. Честно говоря, не хотелось в этом признаваться, но, бросив взгляд на лицо папаши Мюллера, он решил, что лечение потом обойдется слишком дорого.
Любитель воспитательной работы с Иваном нырнули в подъезд, все остальные замерли, словно кто-то нажал на кнопку «Пауза». Плечи болели невыносимо, но Марк молча кусал губы. Через минуту амбал вернулся и, не скрывая разочарования, подтвердил:
— Точно. Игрушка.
Папаша Мюллер вздохнул, потер лысину и приказал:
— Отпустите.
Державшие Марка руки мгновенно разжались, и от неожиданности он чуть не упал. Лана шагнула к нему, и Марк с надеждой улыбнулся — почему-то показалось, что она хочет обнять, сказать что-то ласковое… Ничего подобного. Девушка начала тыкать ему в грудь пальцем и шипеть что-то сердитое, но тут зазвонил мобильник, и все, как по команде, смолкли, а Мюллер поднес трубку к уху: